Моё отношение к малой Родине сродни с памятью о первой любви к девушке, которую я встретил когда-то, в годы своей весёлой юности. Увидав её, после долгих лет разлуки, и глядя на неё, я всё пытался понять, чем же она меня так тогда околдовала? Во внешности её ничего выдающегося нет: ростом не выдалась, женственности мало, ноги короткие и слегка кривые, улыбается редко и неестественно. Но вот стоило только встретиться и на душе стало весело, а сердце приятно забилось в учащённом ритме. Примерно такие чувства я испытываю тогда, когда выхожу на станции Ишим из поезда и бегом мчусь на автовокзал, чтобы быстрее выехать в сторону моей малой Родины – Большого Сорокино. И на протяжении всего пути до деревни Рядовичи я, прильнув к окну салона автобуса, жадно всматриваюсь в пейзаж, до боли знакомый с детства. Вот проехали Стрехнино, и закончилась территория города Ишима. Через несколько минут с правой стороны показалось Чёртово озеро, потом пересекли развилку автомобильной дороги Тюмень - Омск и взяли курс строго на Север. Проехав по хорошей асфальтовой дороге между аккуратными полями и берёзовыми перелесками километров двадцать пять, автобус остановился напротив большого села Прокутское, в котором жил мой родной старший брат, а теперь живут два его сына. Да я и сам в далёкие шестидесятые годы учился здесь в восьмом классе. Через три минуты автобус продолжил свой путь, и моё сердце ещё чаще начинает биться в сладостном ожидании встреч с моими родными краями и с близкими мне людьми. Слева мелькнул поворот на деревни Казанка и Высотка, а справа-              на Ивановку. Эти деревни тоже для меня знакомы. Когда-то в детстве я разъезжал по ним с братом, который работал киномехаником и был главным носителем культуры в народные массы. А вот и деревня Рядовичи на горизонте показалась. Автобус тормозит у остановки,  я выхожу из него и вдыхаю в себя глоток родного воздуха. Продвинувшись метров пятьдесят вперёд по ходу, поворачиваю на девяносто градусов вправо и начинаю свой пеший десятикилометровый путь по давно изученному маршруту Рядовичи - Большое Пинигино. Для меня это - уже ритуал, и я редко когда ему изменяю. Правда дорога сейчас стала другой, но всё равно мне хватит время, чтобы вспомнить о главном и всё по порядку.

Родился я 12 февраля 1947 года в районном центре Большое Сорокино в семье Долгих Фёдора Емельяновича. Маленькая избушка, в которой мне пришлось прожить около года, находилась по правой стороне улицы Советская, в сторону Кротовского моста. Сейчас там построено двухэтажное кирпичное здание. Кроме меня, в нашей семье было ещё трое детей: Люба, 1928 г.р., Дмитрий, 1931 г.р., и Матрёна, 1934 г. р.  У деда по отцовской линии, Емельяна Васильевича Долгих и бабушки Марины было трое детей: мой отец, дочь Наталья и ещё один сын, Николай. Все они были уроженцами села Сорокино. Мама, Мария Ивановна, до замужества носила фамилию Губина. У её отца, моего деда, Ивана Васильевича Губина, был брат, Дмитрий и сестра Марина. А своих детей было четверо, в том числе две младшие дочери - близняшки Мария и Евдокия, сын Василий и старшая Елизавета. Дочерей младших он выдал замуж за Сорокинских женихов - Долгих Фёдора и Чегункова Якова, а старшую Елизавету - в Пинигино за Стрельцова Николая Павловича. Трагически закончилась судьба его сына Василия. Во время Крестьянского бунта в 1921 году в Приишимских волостях он встал на сторону восставших и при наведении «революционного» порядка, был уничтожен «комиссарами» вместе со своим товарищем, в чьей-то бане деревни Буньково.

В память и сознание моё Сорокино вошло в самом начале пятидесятых годов, когда мне было около четырёх лет. К тому времени отец ушёл от нас в деревню Александровка в другую семью, а мама, совершив в поисках счастливой жизни полугодичную поездку в Казахстан, вернулась в Сорокино, устроилась на работу на льнозавод и получила небольшую квартирку в Малом Сорокино, недалеко от работы. Домик стоял почти на берегу реки Ик и был поделён для проживания двух семей. Мы жили с мамой вдвоём, а у соседей было трое ребят, чуть постарше меня. Кроме того, у них была ещё собака по кличке Валет, которую все очень любили. С соседскими ребятишками я жил дружно и часто с ними бегал купаться на речку, казавшуюся мне тогда огромной рекой. За такие самостоятельные поступки меня мама, конечно, наказывала, но, отбыв наказание, я вновь устремлялся с компанией к водоёму.

Помню также жизненный эпизод. Однажды проснувшись рано, я не обнаружил рядом маму. Это меня очень сильно напугало и, не удостоверившись в наличии в доме взрослых людей, я взял большую тарелку, разбил стекло в окне, вылез наружу и прибежал на проходную льнозавода. И оказалось, что сделал это напрасно. В казёнке спали старший брат Дмитрий и его жена, поздно вечером прибывшие к нам из Прокутского в гости. Наказания я тогда избежал, но зато все насмеялись вдоволь.

И ещё, что зафиксировала память из моей Сорокинской жизни, так это поездку в составе работниц льнозавода на заготовку льна. Льняное поле находилось где-то за деревней Осиновка, поэтому женщины жили там безвыездно в больших брезентовых палатках. Мне нравилась полевая жизнь и особенно те сладости, которые перепадали мне, как единственному представителю мужского пола младшего поколения.

Дальнейшие воспоминания мои были связаны с горечью разлук с родными мне людьми. Вначале умер дед, Губин Иван Васильевич, затем бабушка, Губина Евдокия Матвеевна, а через год тяжело заболела и моя мама. Курс лечения в городе Тюмени не принёс ей облегчения, и её вернули в Сорокинскую больницу. В марте 1953 года сердце её перестало биться, и она была похоронена рядом со своими родителями. Перед самой смертью, в районной больнице и в моём присутствии, она попросила свою старшую сестру: «Лиза, ты не отдавай Васю отцу. Лучше устрой его в детский дом». Но Елизавета Ивановна поступила так, как ей подсказало сердце. Так я оказался в деревне Большое Пинигино, в семье Стрельцова Николая Павловича. Одного из представителей дружного «клана» Пинигинских старожилов. И так как у Николая Павловича с Елизаветой Ивановной не было своих детей, они всю свою душу и родительскую ласку стали отдавать мне. Правда до меня они уже вырастили и воспитали одного человека, племянницу Николая Павловича, но она уже давно вышла замуж за Шикова Михаила и проживала в Сорокино.

С первых дней своего пребывания в Пинигино, мне очень понравилась эта деревня. У меня быстро появились здесь друзья, с которыми я целыми днями «полкал» по дворам или загорал на берегу речки Яузяк. И хотя в то время в деревне не было ещё электрического света и радио, жизнь от этого скучнее не казалась. Каждый находил себе занятие по интересам.

В 1954 году я пошёл в первый класс Пинигинской семилетней школы. И с самого начала мне очень повезло с учителем. Знаменщикова Галина Наумовна сделала всё, чтобы школа для меня стала вторым домом. Учился я до пятого класса только на «отлично» и «хорошо».

Одновременно с взрослением, менялись и мои интересы. Уже после первого класса, каждое лето, с началом сенокосной поры, я выезжал в составе дружной компании взрослых мужчин, сильных парней и весёлых девушек на уборку высохшего и дурманящего запахами сена в стога, «зароды» и «свинки». Первой моей должностью была должность - копновоз. За три сезона я так хорошо освоил это ремесло, что чувствовал себя на спине лошади как настоящий цирковой наездник. После четвёртого класса, бригадир полеводческой бригады Чикерев Александр Петрович доверил уже мне более сложный агрегат - тракторные многосекционные грабли. А закончил я свою колхозную деятельность в должности «водителя» пары умнейших лошадей Белогубки и Казбека. За семь лет активного участия в производственной жизни колхоза я успел освоить тракторную и конную сенокоски, научился управлять тракторами «колесник» и ДТ-75 и получил первые навыки вождения автомобиля. В те времена колхоз «40 лет Октября», а перед этим «Имени Ворошилова», возглавляли сильные руководители: Дудля, Тимошенко и особенно Рябошапко Владимир Фёдорович, которые внесли огромный вклад в развитие сельского хозяйства не только колхоза, но и всего района. Я хорошо помню  с каким задором, с чувством ответственности и соперничества работали тогда люди в колхозе. На уборке сена звенья боролись за первенство так, как будто работали они тогда не за трудодни, а за путёвку в клуб миллионеров. И ещё я помню, насколько тогда было политизировано общество. По-видимому, это было связано с тем, что многие ещё помнили ужасы прошедшей войны, а некоторые мужчины непосредственно участвовали в ней. Венцом всей деревенской страды было подведение итогов прошедшего года в торжественной обстановке накануне Октябрьских праздников. На одном из таких событий за хорошую работу на заготовке сена мне был вручён подарок в виде «шикарного» шерстяного костюма. Не дождавшись окончания концерта, я прибежал домой, надел на себя подарок и стал важно расхаживать перед зеркалом. Он мне очень тогда понравился. Нравился мне и праздник «Сабантуй», который ежегодно проходил после посевных работ на окраине Сорокино. На него съезжались передовики сельского производства и прочие уважаемые люди со всего района. На большой поляне устанавливались сцена, спортивные помосты, ларьки, павильоны и прочие лёгкие сооружения. Отовсюду раздавались радостные голоса людей, песни, музыка и детские крики. Я бегал по поляне и старался увидеть, как можно больше, но больше всего любил останавливаться у киосков, где за пять копеек продавался клюквенный морс, вкуснее которого, как мне кажется, я больше никогда в своей жизни ничего не пил.

Помню я и появление в Пинигино первой машины ГАЗ-51, госномер ТЗ 75-95, которой управлял Шмаков дядя Коля. И помню я это событие из-за одного весёлого случая. Для деревенских мальчишек того времени, прокатиться на машине, было самой заветной мечтой. Вот и меня эта мечта притягивала к себе. Однажды я осмелился и попросил дядю Колю прокатить нас с друзьями в кузове. Но он был человеком с избытком юмора и предложил пари. «Вон видишь крапиву? Вот если ты со своими друзьями пробежите по ней голыми, то тогда я выполню эту просьбу. Если нет, то на нет и суда нет». Долго не думая, мы сбросили с себя всю одежду и ринулись испытывать свою судьбу. Желание прокатиться на машине оказалось сильнее страха. Преодолев метров пятьдесят высокой и густой крапивы, росшей на месте старых зерновых складов, мы вырвались на зелёную лужайку. Тело пылало огнём, но победа оказалась за нами. И Шмакову ничего не оставалось делать, как выполнить своё обещание. И мы гордые, радостные, но едва сдерживая от боли слёзы, на виду у жителей всей деревни проследовали в кузове машины вдоль всей улицы.

Пинигинская школа того времени была укомплектована грамотными учителями и замечательными людьми. Особый вклад в мои скромные познания внесли учитель по литературе и русскому языку Комарова Татьяна Ивановна, учитель математики Громова Екатерина Павловна и биологии Чикерева Нина Васильевна. Я был не самый прилежный и спокойный ученик, но семь классов закончил только с одной четвёркой.

И ещё, кроме школы меня тянуло в различные кружки, существовавшие в тот период в Пинигино. Занимался в драматическом и танцевальном, пробовал научиться играть на струнных инструментах, но остановился на гармошке. Освоив азы игры на ней, я стал желанным участников танцевальных вечеров и семейных застолий. Не забываю этот инструмент я и до сих пор.

Но главным моим хобби был сбор ягод. Как только на местных полянах появлялись пустошки, сплошь покрытые красивыми, сладкими, пахнущими солнцем ягодами голубянки, я прекращал все «непрофильные» занятия и устремлялся с друзьями на их сбор. Результаты были просто фантастическими. В отдельные дни мне удавалось набирать до двух ведер этой, данной богом и природой, продукции. А ранней весной мы с друзьями копали саранки, ходили на луга за диким луком, ели пучки и собирали берёзовый сок. Ближе к осени в лесах появлялись грибы, и мы помогали старшим набирать полные коробухи груздей. Когда стал постарше, Николай Павлович подарил мне двуствольное курковое ружьё и стал «натаскивать» на уток, касачей, куропаток и зайцев. В пятом классе я «заразился» голубями и стал активно ими заниматься. Любовь к этим пернатым птичкам, отрицательно отражалась на посещении мной школы. Но это была своего рода болезнь, и справлялся я с ней тяжело. В общем, несмотря ни на что, был я вполне нормальным ребёнком и имел почти все «пороки», которые присущи этому возрасту. Николай Павлович и Елизавета Ивановна, несмотря на свою безграмотность, делали всё, зависящее от них, чтобы я смог построить свою судьбу сам. О доброте и теплоте этих людей, я могу говорить часами. Не повстречайся они на моём жизненном пути, мне сейчас трудно даже представить, где бы я оказался, и чтобы со мной было. Когда я закончил семь классов, им было уже по шестьдесят четыре года. Но узнав, что я решил сделать первую попытку поступить в Тюменское музыкальное училище, они не стали меня отговаривать. Не сделали они это и на следующий год, провожая меня в город Тобольск. Я не знаю почему, но эти двое, самые любимые мной люди, сильнее меня хотели тогда, чтобы я обязательно поступил в Мореходное училище на штурманское отделение. Но так случилось, что штурманом дальнего плавания я не стал. И что здесь больше сыграло, судьба или характеристика из Прокутской школы за восьмой класс, я не знаю. Набрав проходной бал, я тем не менее остался за бортом Мореходного училища. Но отчаиваться не стал и пошёл с набранными балами в рыбопромышленный техникум, куда был принят на ихтиологическое отделение.

Четыре с половиной года я прожил и проучился в Тобольске - старинном и красивом городе. Приходилось несладко, особенно в первые два года. Но я не раскис и не сдался. Успешно занимался спортом, активно участвовал в общественной жизни техникума и осваивал будущую профессию, о которой до этого практически ничего не знал. Во многом помогала мне освоиться в городской жизни и закалка, которую я получил в детстве.

На каникулы из Тобольска в Ишим я почти всегда летал на самолёте АН-2. Пролетая от Викулово до Ишима над Сорокинским районом, я всегда безошибочно угадывал контуры берёзовой рощи, являющейся красой и короной деревни Пинигино. Заметив однажды с каким напряжением я всматриваюсь в иллюминатор, командир пошутил: «Может приземлиться? Брага-то в деревне есть?». «Есть! Целая молочная фляга меня дожидается» - серьёзно ответил я. Во время встречи после разлуки с Пинигино и её жителями, я всегда испытывал какую-то эйфорию. Днями навещал семьи Фирулёвых, Стрельцовых, Сошневых, Рачёвых, Лебедевых, Пинигиных, Кирпичёвых и Чикеревых, а вечерами, с друзьями за «рюмкой» чая, время проводил в клубе или у кого-нибудь в доме. Заканчивались каникулы, и я с тяжёлой душой покидал деревню.

Быстро пролетели студенческие годы, и для меня настала пора выбирать своё будущее. Судьба вновь распорядилась мной, и забросила меня в Подмосковье, на работу в крупное рыбоводное хозяйство. К этому времени я был уже женат и поджидал рождение сына. Но буквально через два месяца после его рождения, меня призвали на службу в Советскую Армию, от которой, в те годы мало кто из нормальных парней «косил». Отправив жену с маленьким сыном в Тобольск к родителям, я верой и правдой отслужил Советскому Союзу в ракетных войсках стратегического назначения.

К моему великому сожалению, дождаться окончания моей службы не смог Николай Павлович, который скоропостижно скончался 1 марта 1968 года. Но на похороны меня, несмотря на разные фамилии, командование части всё-таки отпустило. Для деревни да и для всего колхоза Николай Павлович был знаковой фигурой. За справедливость и прямоту его уважали и побаивались даже руководители колхоза. Хоронила старейшего колхозника вся деревня, во главе с Рябошапко.

После службы в Армии я вернулся на своё рабочее место и стал подтверждать своим трудом высокое звание «Сибиряк». Работал несколько лет начальником участка в рыбокомбинате «Егорьевский» Московской области. Затем в 26 лет стал директором и проработал в этой должности до 1979 года. К этому времени у меня появился ещё один сын. Но к великому сожалению, в 1974 году скончалась Елизавета Ивановна, моя родная тётя, которая с 1969 года проживала вместе со мной. Похоронить её пришлось за две с половиной тысячи километров от мужа и близких родственников. До смерти Елизаветы Ивановны и после я редкий год, когда не навещал свою деревню и её жителей. Менялась жизнь, менялись лица и люди, но тяга к этим краям не ослабевала. И часто, вместо санаториев и домов отдыха, я с семьёй приезжал в Пинигино, чтобы набраться силы и терпения от родной земли. А однажды привёз из Подмосковья, с могилки Елизаветы Ивановны, землю и рассыпал её на могилах Николая Павловича, её сестёр и родителей. А от них отвёз ей, в надежде хоть этим сократить расстояние между ними.

В 1979 году Московский областной комитет КПСС перевёл меня на работу в Москву на должность заместителя Генерального директора областного объединения рыбной промышленности. А с 1981 по 1983 год я работал руководителем объединения. По видимому, это у меня неплохо получалось, и в 1983 году меня пригласили в Министерство рыбного хозяйство РСФСР на должность первого заместителя Начальника Управления. Осенью этого же года я стал начальником Управления. А в 1985 году был назначен Членом Коллегии Министерства и вошёл в состав руководителей рыбной отрасли России. После развала СССР и упразднения в 1991 году Министерства, в течение двенадцати лет занимался коммерческой деятельностью, возглавляя ассоциацию предприятий рыбной промышленности, занимающихся выращиванием и воспроизводством осетровых видов рыб, под названием «Русский осётр». В настоящее время взял небольшую передышку для написания своих мемуаров. Работая в Министерстве, я по служебным делам объездил всю нашу Россию вдоль и поперёк. Повидал много красивых уголков природы и испытал на себе прелесть южных курортов. Ещё в Советское время посетил ряд стран, строящих социализм. Но где бы я не был, я всегда вспоминал свою малую Родину и её необыкновенную притягательную силу. Не знаю, почему она в моей душе особое место занимает? Может, потому, что одиннадцать человек с моей фамилией не пришли домой с полей Великой Отечественной Войны, или потому, что на Сорокинском кладбище захоронены все мои предки, прожившие здесь всю жизнь? А может, воспоминания о детстве, самой лучшей поре в жизни человека, так притягивают меня к себе? Или память о дорогих сердцу людях постоянно будоражит моё сознание? Много и долго можно задавать себе такие вопросы. Но навряд ли найдёшь на них короткий ответ. А собственно, на его поиски уже и времени нет. Справа от меня закончилась короткая улица деревни Малое Пинигино, впереди начинается берёзовая роща, а за ней дома, и готовь свою руку к крепким, дружеским рукопожатиям.

Последний раз я на малой Родине побывал совсем недавно, в 2007 году. Перед тем как приехать в Сорокино на празднование 260-летия с момента его образования, я побывал в Тобольске, прошёлся на теплоходе по Иртышу до города Омска, оттуда добрался до Ишима на автобусе и только тогда стал постепенно подбираться к своим родным местам. Конечно, много сделано за последние десятилетия в Сорокинском районе. Появились дороги с асфальтовым покрытием, до Пинигино стали ходить рейсовые автобусы. Да и в деревне не уменьшилось, а увеличилось количество домов и улиц. Но всё-таки ощущение того, что отстаёт моя малая Родина от общего ритма жизни в стране, у меня осталось. Кто-нибудь скажет: «Любить Родину на расстоянии проще. Вот ты приезжай сам сюда и покажи, на что способен!» - и будет, по-своему, прав. Поэтому я не хочу никого учить жить и работать, а хочу просто пожелать всем жителям моей малой Родины счастья и крепкого здоровья, а остальное всё приложится. Ну а сам я надеюсь ещё не раз повстречаться со своими близкими, друзьями и родственниками, проживающими на этой чудной земле.