НАЧАЛО БОЛЬШОЙ НЕФТИ СИБИРИ (1964—1975 гг.)

Время идет очень быстро — его пока никому не удалось оста­новить. И оно еще имеет две особенности — когда человеку за 50, оно странным образом ускоряет свой бег, а еще — начинает сти­рать в памяти некоторые имена, даты, да и какие-то события тоже.

Но главные события, людей, принимавших в них участие, я думаю, никакое время не может стереть в памяти человека.

Так получилось, что первый «нефтяной десант» в Тюмени со­стоял из нефтяников Татарии и Башкирии. В 1963 г. было орга­низовано объединение Тюменнефтегаз. Возглавил объединение Слепян Арон Маркович — его до сих пор вспоминают добрым сло­вом в Башкирии, а главным инженером объединения был назна­чен Тимонин Виталий Иосифович — его как специалиста-нефтяни­ка хорошо знали в то время в Татарии.

Естественно, что профессиональный буровик А.М. Слепян начал приглашать в новый нефтяной район специалистов-бурови­ков из Башкирии, а В.И. Тимонин — специалистов по разработ­ке из Татарии.

Одними из первых (март 1964 г.) из Башкирии появились в малоизвестном поселке Усть-Балык (сейчас г. Нефтеюганск) Алек­сандр Николаевич Филимонов — директор Усть-Балыкской кон­торы бурения, Савва Леонид Григорьевич — главный инженер этой организации и Бикбулатов Бернард Мухаметович—главный геолог.

Из Татарии первыми приехали Эдуард Константинович Журавлев — начальник нефтепромыслового управления Урайнефть, Виль Гатеевич Сафин — главный геолог этого управления, в Сургуте первым появился Рафкат Шакирьянович Мамлеев — главный гео­лог НПУ Сургутнефть и Иваненко Василий Степанович — началь­ник этого управления.

Уже с середины марта 1964 года в Урае, поселках Сургуте и Усть-Балыке начались первые работы по подготовке к навигации 1964 года — ведь в этом году Тюменская область должна была доставить в Омск первые 100 тысяч тонн сибирской нефти.

К концу марта этого года аппарат НПУ Сургутнефть был практически сформирован полностью и мы приступили к органи­зации нефтепромыслов в Усть-Балыке и Мегионе — в Среднем Приобье. Наиболее разведанными в это время были Усть-Балыкское и Мегионское нефтяные месторождения.

Нужно особо подчеркнуть, что с самого начала у нас сложи­лись прекрасные деловые отношения с руководителями геолого­разведочных экспедиций в Усть-Балыке и Мегионе. Шаповалов Иван Григорьевич, Салманов Фарман Курбанович, Галян Леонид Николаевич в Усть-Балыке и Абазаров Владимир Алексеевич, Синюткин Сергей Васильевич в Мегпоне, отложив в сторону дела возглавляемых ими экспедиций, в первую очередь решали совер­шенно новые для них вопросы начала пробной эксплуатации Усть-Балыкского и Мегионского месторождений. Ведь нефтяники по­явились в марте — апреле 1964 года, как образно выразился Ф. Салманов, «только с авторучками». Их ведь нужно было где-то поселить, накормить, дать из своих очень скромных ресурсов тех­нику и т. д. И это — при острой нехватке жилья, которое экспеди­ция строила своими силами. Еще ведь нужно было объяснить своему работнику, который знал, что он должен получить к 1 мая квартиру, а эта квартира почему-то отдается нефтяникам под общежитие.

Я несколько раз присутствовал на «планерках», которые про­водил И. Шаповалов. Буровые мастера резонно спрашивали у не­го, когда к ним вернутся трактора и вездеходная техника, которые он отдал на обустройство скважин. И он им терпеливо объяснял, что сегодня нет более важного дела, чем начало пробной эксплуа­тации Усть-Балыкского месторождения, что без нее нельзя гра­мотно спроектировать разработку месторождения и т. д. А когда секретарь парткома экспедиции добавил, что это еще и вопрос большой политики, лица буровых мастеров погрустнели — больше они таких вопросов не задавали. К этому можно только добавить, что мы уже в июне 1964 года вернули экспедициям технику, которая была задействована весной этого года на обустройстве пер­вых разведочных скважин, причем совершенно новую.

Бригада монтажников из треста Омскнефтепроводстрой за 1,5 месяца закончила обвязку первых 7 разведочных скважин, на Усть-Балыкском месторождении построила два нефтяных резер­вуара по 2000 м³ каждый, смонтировала наливную насосную стан­цию. Душой этого небольшого коллектива был Н. Осеев — брига­дир. Он буквально успевал везде: и принять самолет АН-2 с кис­лородом из Тюмени, и проверить, как его сварщики справляются с дневными заданиями, каково качество работ, а если выдавалась свободная минута, сам брал резак и делал заготовки для лестниц, площадок и т. д.

Мы с ним опять встретились в 1967 году в Каркатеево, где его бригада работала на головном участке первого магистрального нефтепровода Усть-Балык—Омск. И на этой стройке Н. Осеев всегда ходил в передовиках. А третья встреча у нас состоялась уже в 1977 году на трассе нефтепровода Омск—Павлодар. Осеев стал солиднее, да и должность у него уже была другой — был он в то время уже начальником участка. Но характер не изменился — такой же непоседливый, влезающий в любую мелочь, мгновенно принимающий единственно правильное решение и строго спраши­вающий за любое упущение.

Здесь уместно заметить, что с самого начала освоения нефтя­ных месторождений в Тюменской области стал создаваться очень дружный и очень профессиональный коллектив монтажников, и заслуга в этом одного, совершенно уникального, руководителя — управляющего трестом Нефтепроводмонтаж Николая Алексееви­ча Воробьева. Если у нас что-то не получалось, можно было по­звонить ему в Уфу, где располагался этот трест, и будьте увере­ны— всегда Николай Алексеевич находил для Вас приемлемое по срокам решение. Если же вопрос был серьезным, а сроки под­жимали — прилетал сам и на месте принимал все возможные меры или говорил: «Да, мы немножко отстали, дней на 10 опоздаем, но не больше». Я никогда не слышал от него ни одного резкого слова, я поражался его умению выслушать собеседника, вникнуть мгно­венно в суть вопроса и принять взвешенное решение. И мы, неф­тяники, платили ему за это громадным уважением, полным дове­рием, а если он или его коллектив обращались с какой-то прось­бой— она выполнялась вне очереди. Для меня он как руководитель был, есть и останется эталоном. Во всяком случае все другие руководители (за исключением, пожалуй, В.Д. Шашина и А.Н. Косыгина, о них я скажу особо) проигрывали в сравнении с Н.А. Воробьевым. И еще об одном качестве этого человека мне бы хотелось здесь упомянуть — о его бережном отношении к кадрам. Я не очень преувеличу, если скажу, что к своим подчиненным он относился как к родным детям. Очень показателен следующий пример.

В 1965 году трест принимает решение организовать монтажное управление в Сургуте и направляет в качестве руководителя од­ного из своих специалистов из Татарии (я не хочу называть здесь его фамилию). Тот повел себя очень странно: вместо делового сотрудничества с заказчиками и подрядчиками начал писать раз­личные письма, в том числе и в райком партии, причем в 9 пись­мах из 10 вопросы были настолько мелкие, что их можно было решить или по телефону, или на очередной планерке на каком-то объекте. Мы несколько раз говорили ему — давайте будем рабо­тать вместе, тогда эти вопросы будут решаться очень быстро. А в ответ стали получать еще больше писем. Переговорили с Н.А. Во­робьевым — его воспитательная работа подействовала только на месяц, потом поток ненужной корреспонденции даже увеличился. А дела у новой организации тем временем шли хуже и хуже. Николай Алексеевич, тем не менее, возился с этим руководителем больше года, причем бережно и настойчиво пытался привить ему деловой стиль работы. К сожалению, ничего не менялось. И он был вынужден (как он кратко выразился: «Не в коня корм») отпра­вить несостоявшегося руководителя на прежнее место работы. Замена оказалась очень удачной — Николай Иванович Курбатов, молодой и энергичный, сразу завоевал доверие и заказчика, и ге­нерального подрядчика и более 20 лет проработал на обустройстве нефтяных и газовых месторождений Западной Сибири, вначале в Сургуте, а потом в Тюмени.

Но вернемся к началу навигации 1964 года. К 26 мая была запланирована первая отгрузка нефти с Усть-Балыкского место­рождения. Уже 24 мая первые 2 тысячи тонн нефти, добытой из первых 5 разведочных скважин Усть-Балыкского нефтяного место­рождения, находились в резервуарах на берегу реки Юганская Обь, рядом с разведочной скважиной № 80. В дальнейшем этот сборный пункт (кратко его называли СП-80) служил нам пунктом отгрузок нефти в течение последующих 3 лет и был переоборудо­ван для хранения горюче-смазочных материалов только в 1968 г. (после пуска нефтепровода Усть-Балык—Омск).

Бесспорно, это было крупнейшим достижением того времени для всей Западной Сибири, да и, как показало время, для всей страны тоже. Чего греха таить, многие, в том числе известные нефтяники и геологи, да и большие руководители, порой скепти­чески оценивали в то время перспективы Среднего Приобья. Вес­ной 1964 г. здесь были открыты только Усть-Балыкское, Мегионское, Локосовское и Западно-Сургутское нефтяные месторождения с суммарными извлекаемыми запасами (еще не утвержденными) всего около 300 миллионов тонн. И включение этих месторожде­ний в работу означало только, что появился новый нефтедобываю­щий район страны с довольно неясной перспективой.

И здесь, наряду с бесспорным приоритетом коллективов гео­логов-разведчиков, мне бы хотелось отметить труд первых нефтя­ников, которые, не успев появиться на нефтяных месторождениях, сразу включились в работу по их освоению.

Многие в Западной Сибири до сих пор помнят Виктора Михай­ловича Кудрина, первого заведующего нефтепромыслом на Усть-Балыкском месторождении, Василия Андреевича Саломахина, старшего инженера этого промысла, Василия Васильевича Калмы­кова, начальника участка, операторов Александра Константинови­ча Пономарева, Владимира Варсанофьевича Балахонцева, мастера Миннихази Минневалеевича Фаррахова, заведующего Мегионским нефтепромыслом Георгия Самуиловича Арнапольского, старшего инженера этого промысла Ивана Ивановича Рынкового и многих, многих других.

Бесценный вклад в становление и развитие буровых работ внес коллектив  Усть-Балыкской конторы  бурения, его  руководители: Александр   Николаевич   Филимонов    (впоследствии    удостоенный звания Героя Социалистического Труда), Леонид Григорьевич Сав­ва, Павел Петрович Коровин, Бернард Мухаметович Бикбулатов, буровые мастера: М. Сергеев, Р. Аллаяров, В. Агафонов — именно они были «первопроходцами» в создании Тюменской школы буро­виков, на них легла огромная нагрузка и ответственность в реше­нии технологических и организационных   вопросов, возникших   в процессе освоения новых месторождений. Первая наклонно направ­ленная скважина, первый «куст» для наклонно направленного бу­рения 5 скважин, первая буровая на железнодорожном основании, первые 100 тыс. метров проходки на 1 буровую бригаду в Среднем Приобье — таковы этапы развития этого коллектива в первые годы добычи нефти в Тюменской области.

24 мая 1964 года в пос. Усть-Балык рядом с СП-80 состоялся митинг по случаю отгрузки первых тонн нефти с Усть-Балыкского месторождения. Александр Константинович Протазанов, в то вре­мя первый секретарь Тюменского промышленного обкома КПСС, открыл этот митинг, затем выступили: Юрий Георгиевич Эрвье — начальник Тюменского геологического управления, Фарман Курбанович Салманов — главный геолог Усть-Балыкской нефтеразведоч­ной экспедиции, Василий Васильевич Бахилов — первый секретарь Сургутского райкома КПСС, Сергей Федорович Соловьев — пер­вый секретарь Ханты-Мансийского окружкома КПСС, Антонина Георгиевна Григорьева — председатель Сургутского райисполкома и Кудрин Виктор Михайлович — первый заведующий нефтепро­мыслом в Среднем Приобье. Через сутки пароход «Капитан» увел первую баржу с нефтью на Омский НПЗ.

Через три дня такой же митинг состоялся в Мегионе.

Безусловно, и мы это прекрасно понимали, что это был в пер­вую очередь праздник геологоразведчиков, праздник партийных и советских органов Тюменской области, но тем не менее и мы, неф­тяники, я не скрою, были горды тем, что своим трудом приблизили этот очень важный для Западной Сибири день—начало промыш­ленной эксплуатации первых тюменских нефтяных месторождений.

Трудно сказать, какое развитие ожидало Тюменскую область на рубеже 60-х годов, если бы Тюменскую областную партийную организацию не возглавил Александр Константинович Протазанов.

Первые балки нефтяников

В то время Тюменская область по своему промышленному, да и сельскохозяйственному потенциалу явно уступала своим сосе­дям. Два направления, однако, лесоразработка и добыча рыбы — придавали ей особый статус, да еще громадная территория (четы­ре Франции), простирающаяся от среднего течения Иртыша до Ямала и от предгорий Урала до Енисея, совершенно неразведан­ная на минеральные ресурсы, обещала какую-то отдаленную перспективу. Во всяком случае, даже в 1964—1965 гг., когда добыча нефти и газа стали реальностью, в областной периодической печа­ти главное внимание уделялось лесу, рыбе, речному пароходству (особенно в летние месяцы навигации), затем геологоразведчикам и только изредка — нефтяникам. Разительная перемена произошла только в 1966 году.

Человек неординарного мышления, Александр Константинович Протазанов после открытия березовского газа и первых нефтяных фонтанов на Конде сразу понял и оценил значение этих открытий не только для области, но и для страны в целом. Появление ново­го нефтегазового района рядом с промышленными центрами Урала и Сибири, его близость к уже существующим центрам нефтехими­ческой промышленности в Омске и Ангарске предопределяли огромную народнохозяйственную эффективность нового района. Но для этого нужно было вначале показать в Москве реальные ресур­сы нефти и газа, а их в то время было еще очень мало. Поэтому А.К. Протазанов основные усилия прилагает к увеличению объ­емов геологоразведочных работ. А сделать это было не совсем просто, так как все работы в Тюменской области велись Новоси­бирским территориальным геологическим управлением (где Ново­сибирск и где, к примеру, Усть-Балык?). К 1961 году в Новоси­бирске уже пришли к выводу о необходимости резкого сокращения геологопоисковых работ в Тюмени. Об этом, в частности, свиде­тельствует указание из Новосибирска Ф. Салманову прекратить все работы на Усть-Балыкской структуре. Ф.К. Салманов воспро­тивился, его поддержал А.К. Протазанов — в результате в Усть-Балыке осталась одна буровая бригада. И вот в конце октября 1961 года из скв. № 62 был получен мощный фонтан нефти! А.К. Протазанов мгновенно воспользовался этой ситуацией — в Тюмени было организовано свое территориальное геологическое управление. Во главе этого управления были поставлены (вот настоящее чутье на кадры!) Ю. Эрвье и Л. Ровнин. Тюмень полу­чила дополнительные ресурсы для нового управления — и дело наконец-то сдвинулось с мертвой точки. В 1962 г. забили новые фонтаны на Усть-Балыкском месторождении, затем последовали открытия Мегионского и Локосовского нефтяных месторождений. Но только в 1963 г. в Москве начали с пониманием воспринимать доводы А.К. Протазанова о необходимости начала добычи нефти в Тюменской области. В декабре 1963 года вышло правитель­ственное постановление (подписал Н.С. Хрущев), которым были определены основные меры по развитию добычи нефти в Тюмен­ской области. По личному настоянию А. К. Протазанова в этом постановлении был записан один уникальный пункт, обязывающий партийные, советские и  хозяйственные органы не чинить препятствий специалистам, желающим принять участие в освоении нового нефтяного района. Это сыграло основную роль в решении кадро­вой проблемы для нового энергетического и нефтегазового комп­лекса Западной Сибири. Тюмень получила уникальную возмож­ность заполучить уже подготовленные и квалифицированные кад­ры нефтяников, строителей, энергетиков, авиаторов и других спе­циалистов, так как свои, местные кадры появились в Тюмени только в начале 70-х годов.

Таким образом, я считаю, что основная заслуга в бурном ста­новлении нового нефтяного района принадлежит А.К. Протазано­ву. Достойно сожаления, что его роль в развитии добычи нефти и газа в Тюменской области замалчивалась па протяжении трех по­следних десятилетий.

Можно много говорить о его деловых качествах, но мне бы хотелось, чтобы читатели знали — нигде в мире не начиналось освоение нового нефтяного месторождения в необжитом районе за 2,5 года после его открытия. А в Тюменской области именно благодаря великолепным организаторским способностям Алексан­дра Константиновича именно за 2,5 года с момента открытия началась промышленная эксплуатация Усть-Балыкского нефтяного месторождения. Можно только догадываться, чего это стоило А.К. Протазанову — сколько исписано было бумаг, сколько прой­дено лестниц и коридоров в высших эшелонах власти и сколько дверей приходилось открывать ногой!

Я считаю его личной заслугой массированное применение авиа­ции, в первую очередь вертолетов, для освоения нового нефтяного района. А.К. Протазанов мгновенно оценил организаторские спо­собности  Ивана  Тихоновича  Хохлова,  который  вместе  со  своим экипажем впервые в мировой практике доказал высокую эффек­тивность применения тяжелого вертолета МИ-6 для нужд геолого­разведчиков и нефтяников. И. Т. Хохлов воспитал несколько десят­ков пилотов — асов своего дела, которые буквально творили чуде­са  в  небе Тюменьщины.  Сегодня  его  воспитанники  трудятся  на громадных просторах России, с благодарностью вспоминая своего учителя. И когда Ивану Тихоновичу Хохлову, одному из первых в Тюмени, присвоили звание Героя Социалистического Труда, его приветствовали все нефтяники и геологи области.

К А. К. Протазанову нельзя было не относиться без глубочай­шего уважения. Он не любил пространных рассуждений о какой-то проблеме — конкретное дело было для него прежде всего! Немно­гословный, объективный (а объективность вытекала из знания конкретного вопроса), он обладал еще и умением выслушать оп­понента до конца (а это было очень редким качеством партийных руководителей того времени). И если оппонент его в чем-то убеждал, А. К. Протазанов становился верным его союзником и в пре­делах своих возможностей делал для него все. Был суров, но справедлив, никогда не придирался к мелочам. Был требователен и терпелив одновременно. Никто из окружающих никогда не слы­шал, чтобы секретарь обкома накричал на кого-то, хотя, я сам свидетель, поводы для срывов были. Бытовая и социальная не­устроенность огромной массы людей, привлеченных на север Тюменской области, где не было элементарной инфраструктуры, была постоянно в центре внимания партийных и советских орга­нов Тюменской области. И опять тон в этой непростой обстановке задавал А. К. Протазанов. Приехав на объект, в первую очередь интересовался у рабочих, как с жильем, как с питанием, одеждой, водой, хлебом. Обязательно бывал в общежитиях, столовых, ма­газинах, обращая внимание на санитарное состояние поселков. Вы могли быть отличным хозяйственным руководителем и органи­затором, но могли получить очень строгое внушение от А. К. Про­тазанова за то, что в магазине нет в продаже носков, носовых платков или ниток с иголками.

В отношениях между руководителями, партийными и советски­ми органами был создан особый микроклимат, где ценились вер­ность данному слову, объективность, принципиальность и взаим­ная требовательность друг к другу. Во многом благодаря этому микроклимату удавалось преодолеть те неисчислимые бытовые и социальные неудобства, возникавшие в новых районах. И еще — он был очень терпим к человеческим слабостям какого-то руково­дителя, но до тех пор, пока эти слабости не начинали вредить делу — тогда он действовал всегда очень решительно. Лично для меня фигура А. К. Протазанова всегда останется примером пар­тийного руководителя высочайшего класса или, как в свое время любили говорить, руководителя ленинского типа.

К чести Александра Константиновича, я могу еще добавить, что после назначения его партийным руководителем в Восточно-Казах­станскую область, его человеческие качества засияли еще ярче, и более 15 лет он плодотворно работал над проблемами цветной металлургии, оставив по себе так же, как и в Тюмени, очень доб­рую память.

В августе этого года Александру Константиновичу исполнилось 80 лет, он полон сил и энергии и собирается подготовить свои воспоминания о прошлом. Воспоминания эти, на мой взгляд, могли бы существенно поправить официальные версии и по вопросам начала и развития работ на нефть и газ в Тюмени, и по вопросам освоения рудных богатств Казахстана, не говоря уже о том, что, будучи вхож в высшие эшелоны власти, Александр Константино­вич мог бы дать более объективную и квалифицированную оценку событиям 80—90-х годов. Желаю ему всяческого успеха в этом добром начинании.

Так случилось, что в 1964—1967 гг. своеобразным центром, где сосредоточились основные работы, стал Сургут, вначале посе­лок, а потом уже город.

Когда первые нефтяники появились здесь в марте—апреле 1964 г., в пос. Сургут проживало около 5 тыс. жителей. Это был районный центр и наш первый визит, естественно, был в райком партии.

Василий Васильевич Бахилов, коренной житель Сургута, не производил впечатления секретаря райкома, скорее, он напоминал уставшего директора предприятия. И было от чего уставать — в апреле—мае 1964 года в Сургуте обосновалось около 20 совершен­но новых предприятий и организаций, которые должны были уча­ствовать в освоении нефтяных месторождений. А до этого в Сур­гуте были: рыбкомбинат, совхоз, хлебозавод, электростанция, леспромхоз, нефтеразведочная экспедиция и комбинат бытового обслуживания — всего 7 «предприятий». А уже в 1965 году в Сургуте было более 60 новых предприятий и организаций. И ведь каждого нужно было куда-то поселить, выделить какую-то пло­щадь для работы, накормить и т. д. И все эти заботы легли на плечи Василия Васильевича. Это сейчас местным органам власти совершенно безразлично, кто работает на их территории, да они зачастую и не знают, вернее, им незачем знать это, а тогда... Первый секретарь райкома знал всех первых руководителей лич­но, считал своей обязанностью быть в курсе всех дел любой новой организации. Куда шли первые руководители, если что-то тормо­зилось или не решалось — естественно, в райком или райисполком. Независимо от того, были ли они членами КПСС или беспартий­ными (были и такие). И прежде не очень заметный, Василий Ва­сильевич Бахилов вынужден был влезть в совершенно новую для себя область, где он на первых порах очень слабо представлял, кто же и зачем сюда приехал. Но раз сверху сказали «надо» — будем исполнять.

У меня сохранились самые лучшие воспоминания о В. В. Бахилове — как никак почти 9 лет мы провели в одном районе, каждый стараясь выполнить возложенную на него работу. И даже когда Нефтеюганск стал городом областного подчинения и он вышел из подчинения Сургутского района, и даже после того, как Бахилова перевели в Нижневартовск (там не очень удачно складывалось с подбором первых секретарей), а потом в Тюмень, мы продол­жали поддерживать дружеские с ним отношения. Что в нем поражало прежде всего — это прямота. Он по своей природной сути был мужиком «от земли» и чужд придворной дипломатии. Протазанову это нравилось, он сам не очень уважал людей, которые уходили от прямых ответов. При Щербине Б. Е., когда он возглавил обком КПСС, Василий Васильевич иногда не­заслуженно получал строгие внушения. Правда, хорошо, что Бахилов все это принимал на себя, не распространяя немилость на подчиненных.

Он постоянно учился сам, а если чего не понимал, то приезжал к вам на работу и честно спрашивал что к чему. Весной 1964 г. мы с ним (то у него в райкоме, то у меня в вагончике) часами просиживали над вопросами развития добычи нефти в Сургутском районе. Он не стеснялся — спрашивал. Зачастую понятные каж­дому нефтянику простейшие термины и определения он усваивал очень долго, а иногда очень сложный даже для разработчика неф­тяных месторождений вопрос усваивал, что называется, «налету». Я удивлялся, когда В. В. Бахилов спал — иногда в 3 часа ночи мы разгружали оборудование на причале и вдруг появлялся «ГАЗик» Бахилова — он захотел сам лично проверить, что нефтяники осво­бодят баржу к утру, как они пообещали, и т. д.

Конечно, я не могу сказать, что он очень глубоко вник в про­блемы развития нефтяной промышленности, но для секретаря райкома он знал их достаточно хорошо. Причем следует учесть, что он имел только гуманитарное образование.

Но природный ум, мужицкая смекалка и душевные качества делали свое дело. И мы шли в райком к Василию Васильевичу по самым разным вопросам, и на первых порах он сам лично пытался их решать и решал. Но потом, примерно через год, он уже понял, что взял на себя непосильную ношу и стал укреплять аппарат райкома специалистами-нефтяниками, строителями, энергетиками. Это помогло ему уйти от мелочей и перестроить работу райкома.

Интересно было наблюдать, когда происходила встреча В. В. Бахилова с некоторыми высокопоставленными руководите­лями из Тюмени или Москвы. Вначале этот руководитель (особен­но, если он встречался с Василием Васильевичем в первый раз) держал себя несколько, я бы сказал, надменно (подумаешь, ка­кой-то секретарь райкома, я, мол, таких знаю сотни!). Но прохо­дил час, другой — несколько очень точных вопросов Бахилова и очень корректных ответов — и барская спесь слетала с того мгно­венно. Хорошо, что это было не очень часто — большинство руко­водителей министерств, ведомств, главков прилетали в Сургут с искренним желанием помочь.

Великолепная память всегда выручала В. В. Бахилова — он всегда помнил, кто и что ему пообещал. Но помнил и о своих обязанностях и чувствовал себя очень неловко, когда не мог во­время решить поставленный вопрос. Впрочем, об этом он всегда говорил сам, не дожидаясь, когда ему напомнят о прошлом раз­говоре.

Одним словом, мы встретили в Сургуте в лице Василия Василь­евича соратника и товарища по совместной работе. Он делал свое дело  (как он говорил:  «Партия нам поручила»), мы — свое.

Это единственный, я подчеркиваю, единственный партийный руководитель, который бессменно проработал секретарем райкома все время становления нефтяной и газовой промышленности в Среднем Приобье, начиная с 1964 г. и кончая началом 80-х годов. Остальные не выдержали испытания временем, за очень редким исключением. После ухода на пенсию он переехал в Тюмень. Он не бросил активной работы. Но годы брали свое, сказались нерв­ные перегрузки времен его работы на нефтяном Севере и сердце этого хорошего, доброго и трудолюбивого человека в конце концов отказало. Я на всю жизнь запомнил его облик — густые кустистые брови над небольшими карими и очень внимательными за стекла­ми очков глазами, высокий, несколько покатый лоб, не очень частые прямые волосы, толстоватый и удлиненный нос, беспокой­ные руки (причем не руки интеллигента — руки крестьянина), очень прямая походка, размашистые шаги — он никогда не произ­водил впечатления первого секретаря райкома, но был им на самом деле. Его никогда не боялись, чего не могу сказать о других пар­тийных руководителях, но всегда знали, что если допустил серьез­ную промашку — бюро райкома во главе с Василием Васильеви­чем спросит строго, по делу. Я думаю, что именно такие партийные организаторы, как Василий Васильевич Бахилов несли на себе основную тяжесть работы в структуре партийных органов, именно они могли беспристрастно оценить ситуацию и выдать новую со­вершенно объективную информацию. К сожалению, как показывает практика моей работы, таких в партии было немного.

Я не случайно остановился на фигурах А. К. Протазанова и В. В. Бахилова — просто на этих примерах хотелось показать, что в формировании трудовых коллективов на севере Тюменской об­ласти решающая роль принадлежит Тюменской областной партий­ной организации. И те необычайно высокие темпы развития добы­чи нефти и газа в Западной Сибири стали возможными благодаря громадной организаторской и, в первую очередь, кадровой работе, проводимой Тюменским обкомом КПСС, окружкомами и райкома­ми партии, низовыми партийными организациями и, конечно, в пер­вую очередь, хозяйственными руководителями. Естественно, в этой кропотливой работе принимали участие и органы Советской вла­сти, и комсомол, и профсоюзы.

Дворец культуры «Нефтяник» в гор. Сургуте

Я всегда с благодарностью вспоминаю председателя Сургут­ского райисполкома Антонину  Георгиевну  Григорьеву,   первого секретаря Тюменского обкома комсомола Геннадия Иосифовича Шмаля, первого секретаря Нефтеюганского горкома КПСС Юрия Артемьевича Долгих, секретаря парткома НГДУ Юганскнефть Леонида Петровича Колупаева, председателя профкома этого же НГДУ Валентина Алексеевича Дырова и других товарищей, кото­рые посвятили себя в свои лучшие годы делу становления западно­сибирской нефти.

Одной из особенностей трудовых коллективов нефтяников, ко­торые формировались в очень тяжелой социальной обстановке — практически на голом месте, явилась необычайная стабильность этих коллективов. Например, в нефтегазодобывающем управлении Юганскнефть, в котором мне пришлось проработать 7 лет, теку­честь кадров в редкие годы превышала 3—5 %. Труднее было строителям, но и у них всегда сохранялся кадровый костяк, не­смотря на очень большую мобильность этих организаций. Очень стабильным был и кадровый состав руководителей предприятий и организаций. Бывали, конечно, случаи, когда по ряду причин субъективного характера в руководители попадали неквалифициро­ванные специалисты, но эти ошибки быстро исправлялись — сама жизнь и деловая обстановка быстро выявляли, на что ты способен. Я помню, как в одно из нефтедобывающих управлений был назна­чен первым руководителем молодой и, на первый взгляд, очень энергичный (из старейшего нефтяного района) инженер-нефтяник. Причем это был уже сложившийся коллектив со своими тради­циями, определенным багажом прошлых заслуг. Вместо углубле­ния этих традиций молодой руководитель срочно (не без согласо­вания с главком) заводит футбольную команду, а это, согласитесь, стоит не очень дешево, занимается другими делами, стоящими очень далеко от нужд коллектива, а потом еще и выясняется, что он лицо малокомпетентное и малообязательное. В том, иногда бе­шеном, ритме работы, который сложился у нефтяников и строите­лей в первые годы освоения новых месторождений, большое значе­ние имели личные контакты первых руководителей. Новый же руководитель посчитал, что он все свои вопросы решит через Тю­мень— в результате он проработал около года и пришлось ему уехать назад на Среднюю Волгу (насколько я знаю, он и там не очень преуспел). Правда, таких примеров имелось мало.

Большой вклад в первые годы становления нефтяной промыш­ленности внесли Арон Маркович Слепян, начальник объединения Тюменнефтегаз, главный инженер этого объединения Виталий Иосифович Тимонин, первый директор Гипротюменнефтегаза Оник Арсентьевич Межлумов — они тоже в Тюмени начинали с нуля, и это было не просто. Основы организационного построения структуры управления будущим нефтяным комплексом заложили именно они. Причем в Тюмени произошло органическое слияние местных, знающих особенности Севера, специалистов и нефтяни­ков— профессионалов из старейших нефтяных районов. И в этом я тоже вижу результаты мудрой кадровой политики, которую проводил А. М. Слепяи.

Сегодня мало кто знает, что инициатором строительства первых крупнопанельных домов из сборного железобетона были не строи­тели, а первый руководитель треста Тюменнефтегеофизика Виль Мансуров. Именно геофизики построили в Сургуте в 1965—1966 гг. два первых 5-этажных дома (они и до сих пор служат людям в г. Сургуте — напротив станции «Орбита»). А строители стали строить такие дома только через 3 года!

В 1965 году, после известного сентябрьского Пленума ЦК КПСС, произошло новое кадровое усиление руководства нефте­газодобывающего комплекса в Западной Сибири: были организо­ваны Главтюменнефтегаз, Главтюменнефтегазстрой, Главтюменнефтегазгеология.

Во главе нефтяников стал известный на Средней Волге Виктор Иванович Муравленко, а техническое руководство было возложено на Владимира Юрьевича Филановского (кстати, выходца из Тата­рии).

С Виктором Ивановичем  я познакомился   в  конце сентября 1965 г., когда он впервые появился в Сургуте вместе с Б. Е. Щер­биной, а затем в октябре прилетел специально детально познако­миться с состоянием дел и мы два дня провели в Усть-Балыке. Скажу одно — хватка у него была профессиональная.

После осмотра наших «временных» (а все в то время строилось из дерева) баз он сразу решил — так дело не пойдет, здесь нужны другие решения. Но что его окончательно доканало — это полное бездорожье.

И уже весной 1966 года мы начали получать сборные металло­конструкции с утепленными панелями (они шли как ремонтно-механические мастерские —РММ 48X12, 60x12, 120x120). В это же время появились в Нефтеюганске и Мегионе первые подразде­ления Минтрансстроя СССР с задачей строительства дорог с бе­тонным покрытием. В Нефтеюганске было организовано СУ-904 этого министерства во главе с Николаем Козмиренко. Уже к 1968 году мы в районе Нефтеюганска имели два моста и около 20 км дорог с покрытием из сборных железобетонных плит.

Современный вид микрорайона нефтяников в гор. Сургуте

Вот таков был начальник Главтюменнефтегаза В. И. Муравленко. Если он брался за решение какой-то проблемы, то решал ее очень быстро. Конечно, во многом ему помогали громадные личные связи с министром В. Д. Шашиным, Председателем Госплана СССР Н. К. Байбаковым, зам. Председателя Совета Министров СССР М. Т. Ефремовым. Но и его команда — Матвей Маркович Крол, Юрий Борисович Фаин, Михаил Николаевич Сафиулин, Влади­мир Игнатьевич Даринговский, Леокадия Фридриховна Кин, Яков Михайлович Коган — была подобрана по деловым качествам и работала профессионально.

Громадной заслугой Виктора Ивановича является не только то, что он сумел в короткие сроки поставить на новую организацион­ную и технологическую основу буровые работы, но и быстрое раз­витие собственных строительных подразделений (Г. Н. Малкин, Н. В. Бурцев, Н. С. Харченко, Э. А. Бетке) со своими мощными базами и своей строительной индустрией. Мощный толчок (не без помощи областного комитета партии) получило подсобное сель­ское хозяйство на Севере Тюмени. У нефтяников появились свои базы отдыха, в том числе на берегу Черного моря, причем все это делалось с далекой перспективой и в свойственном В. И. Муравленко быстром темпе.

С приходом к руководству главка В. И. Муравленко началась вторая волна пополнения кадрами нефтяных районов Западной Сибири — Ф. Г. Аржанова, Н. П. Дунаева, Р. И. Кузоваткина, В. В. Корелякова и многих других, наиболее активных и подготов­ленных он сумел уговорить сменить теплые и обустроенные ме­ста на пока диковатые и необъятые районы Тюмени. Своими реши­тельными действиями он добился высокого авторитета среди своих коллег, да и в области и Москве его мнение уважалось и инициа­тивы, как правило, поддерживались.

Имея очень грамотного технического руководителя в лице ин­женера В. Ю. Филановского (он был его первым заместителем вместе с М. М. Кролом), Виктор Иванович создал организацию, по своим возможностям иногда превышавшую возможности Мнннефтепрома СССР. По его инициативе было подготовлено несколько правительственных постановлений, каждое из которых давало новый мощный толчок развитию новой нефтедобывающей базы страны.

Мне могут сказать, что и на солнце бывают пятна, но сегодня, оценивая вклад Виктора Ивановича в Западную Сибирь, можно уверенно утверждать, что этому району просто повезло — появле­ние В. И. Муравленко было очень своевременно. А его опыт и знания, в первую очередь знание и правильная оценка возможно­стей своих подчиненных, заслоняли полностью некоторые челове­ческие слабости, которые в конце концов можно ему и простить. Его имя, я считаю, навечно вписано в историю развития этого гигантского нефтяного региона, заслуги его бесспорны, а жизнь и дела его заслуживают самого пристального внимания и еще ждут своего исследователя. 

Всего три года проработал в Тюмени Владимир Юрьевич Филановский, но за эти годы он сумел сплотить инженерный корпус нефтяников, максимально приблизить научные разработки к неф­тяному производству, решительно сломать устоявшиеся представ­ления о порядке разбуривания, обустройства и ввода новых место­рождений в разработку (а это резко снизило капиталоемкость освоения этих месторождений), поставить на промышленную осно­ву использование термальных сеноманских вод для поддержания пластового давления и увеличения, в конечном счете, коэффициен­та нефтеизвлечения, решить на новой основе вопросы автомати­зации.

И я могу еще бесконечно долго продолжать перечень его за­слуг, но делать этого не стану, скажу только, что все новое в тех­нике и технологии нефтяного производства в Сибири так или иначе связано с именем В. Ю. Филановского (счетчики для воды, снегоболотоходы, решения по подготовке нефти и т. д.).

Необычайно чутье этого известного инженера на все новое. Появилась, например, идея струйного насоса — Владимир Юрье­вич все делает для доведения этой идеи до ее практического во­площения. И эти примеры можно продолжать очень долго.

При В. Ю. Филановском главные инженеры предприятий по­чувствовали свою роль в политике технического перевооружения нефтяной промышленности. Новые технические решения по Правдинскому месторождению показали, что возможен новый подход к вопросам разработки месторождения, а опыт газлифтной эксплу­атации этого месторождения сыграл решающую роль в принятии решения по применению газлифта на Самотлорском и Федоров­ском месторождениях.

В. Ю. Филановский научил своих подчиненных вопросам стра­тегического планирования, его неразрывности с планированием объемов строительно-монтажных работ с учетом необходимости всемерной экономии сил и средств.

Мы все очень переживали конфликт инженера Филановского с политиком Щербиной. Их позиции оказались трудно примиримыми, и даже такой тонкий знаток человеческих взаимоотношений, как В. Д. Шашин, ничего не смог предпринять. В. Ю. Филановскому пришлось переехать в Москву и заняться в Министерстве нефтяной промышленности вопросами капитального строительства в отрасли, где он очень много сделал для развития Западно-Си­бирского топливно-энергетического комплекса. Следующий этап — Госплан СССР (заведующий отделом и член Госплана). Здесь в наибольшей степени проявились способности, знания и эрудиция этого талантливого инженера.

Сегодня, когда пишутся эти строки, его уже нет с нами — конечно, сказались те огромные перегрузки, которые были и в Тата­рии, и в Самаре, и в Тюмени, да и в Москве тоже. Но решающую роль в его преждевременной кончине сыграла сложившаяся в те­чение последних лет неразбериха в экономике, резкий спад про­изводства в нефтяной промышленности и полнейшее равнодушие к ее судьбе со стороны руководства России.

Немногие сейчас могут представить те невероятные трудности, с которыми в первые годы начала освоения нефтяных месторожде­ний в Западной Сибири встретились нефтяники, буровики, строи­тели. Довольно суровый климат, полное бездорожье, очень корот­кая навигация (120—140 дней), отсутствие жилья, бытовой инфра­структуры, простейших складских помещений — и на все это на­кладывалась острая необходимость вести параллельно работы по обустройству месторождений.

И конечно, очень трудно было первым строительным подразде­лениям на севере Тюменской области. И мы, заказчики, прекрасно понимали, что без мощных строительных подразделений невозмож­но освоить этот суровый, но богатейший край. С первого дня у нас установились хорошие деловые отношения с Александром Григо­рьевичем Кошманом, первым управляющим строительным трестом в Сургуте и его главным инженером Михаилом Владимировичем Чижевским. Первый обладал колоссальным жизненным опытом и работал до Сибири на ряде известных в Союзе новостроек, а вто­рой имел желание и незаурядные способности для осуществления своего подхода к строительному производству. Нам удалось вместе со строителями и, конечно, не без помощи обоих главков (нефтя­ного и строительного) сконцентрировать свои усилия на главных объектах обустройства и социальной инфраструктуры. Конечно, трения возникали. Ну, например, кому-то в районе или области очень хотелось (да эти объекты и нужны были) построить вне­очередной хлебозавод (на перспективу) или молокозавод, но, рассмотрев наши возможности, мы приходили к общему решению, пока этих объектов не строить, и уже вместе защищали это реше­ние.

Многие знают Пикмана Григория Ильича, который с 1965 года и по настоящее время работает в Нижневартовске (а ведь ему под 80). Сам он выходец из Татарии, а там с ним произошел довольно забавный случай. На одной из партийных конференций в г. Лениногорске он пообещал нефтяникам к какой-то годовщине сдать в эксплуатацию 5-этажный жилой дом. Но... что-то поме­шало, и вот секретарь обкома В. Л. Князев пригласил его на бюро и потребовал объяснений. Нужно как-то выйти из положения — и Пикман на бюро заявляет, что его вины в этом нет никакой: строители начали копать фундамент и обнаружили якобы какое-то древнее захоронение (по словам Пикмана, по-видимому, какого-то известного татарского хана). Строители обратились к заказчику — заказчик промолчал. Тогда было написано письмо в Казань, в ор­ганизацию, ведущую учет и надзор за историческими памятника­ми— оттуда тоже нет ответа. На бюро воцарилось молчание. Затем В. Л. Князев высказался не очень лестно в адрес заказчи­ков, вопрос пришлось отложить до выяснения. Когда все выясни­лось, оказалось, что Григорий Ильич, мягко говоря, не совсем точно изложил ситуацию, хотя письма он писал, заказчик на эти письма вовремя ответил, никакой могилы, тем более с древними останками татарского хана, при проверке не оказалось... Но..., пока шло разбирательство, жилой дом был построен и сдан заказ­чику. И Г. И. Пикман вышел из этой ситуации чуть-ли не победи­телем.

Об этой истории мы как-то рассказали Б. Е. Щербине в Нижне­вартовске, во время его очередного посещения Самотлорского месторождения. Борис Евдокимович посмеялся, а на следующий день, когда Григорий Ильич пытался объяснить ему, почему он отстает с каким-то объектом, внезапно (язык у Бориса Евдоки­мовича был подвешен хорошо) выдал: «Учтите, Григорий Ильич, на Тюменской земле могил знатных татарских ханов не существу­ет. Прошу ускорить строительство и принять все меры к вводу объекта в срок!» Г. И. Пикман (тоже острый на язык!) даже не нашелся, что сказать в ответ.

И тем не менее, при всех наших иногда достаточно острых взаимоотношениях, причем нужно учитывать, что у заказчика тоже не всегда ладилось с финансированием, оборудованием, особенно нестандартным, мы всегда умели договариваться, всегда готовы были прийти друг другу на помощь. Единственный вопрос, кото­рый всегда возникал и не всегда разрешался к обоюдному удов­летворению,— это вопрос качества строительно-монтажных работ. Но с течением времени и этот вопрос возникал все реже и реже.

Руководители Главтюменнефтегазстроя Барсуков Алексей Сер­геевич (как мы его называли, «прожженный волк в строитель­стве»), профессиональный инженер-строитель Баталии Юрий Пет­рович сумели за короткое время создать мощную армию тюмен­ских строителей, причем очень мобильную и квалифицированную. Переход по инициативе Ю. П. Баталина на блочное строительство нефтепромысловых объектов, в первую очередь при сооружении объектов поддержания пластового давления, произвел своеобраз­ную революцию в обустройстве нефтяных месторождений. Нефтя­ники получили уникальную возможность с опережением вводить в действие системы поддержания пластового давления, а это поз­воляло без отступлений от технологических схем ускоренно вводить месторождения в разработку. Индустриальные методы обу­стройства месторождений в Западной Сибири, в первую очередь, создали условия для тех небывалых ежегодных приростов добычи нефти, которые до сих пор не превзойдены ни в одном нефтяном районе мира.

О наших взаимоотношениях со строителями свидетельствует один эпизод, который, на мой взгляд, тоже способствовал укрепле­нию строительных подразделений в Тюменской области.

В начале января 1968 года, как известно, Председатель Совета Министров СССР Алексей Николаевич Косыгин несколько дней провел на севере Тюменской области. Вечером 2 января во время ужина в гостинице «Волна» в г. Нефтеюганске Алексей Николае­вич внезапно задает мне вопрос: «А есть ли у Вас какие-то прось­бы?».

А надо сказать, что утром меня и других руководителей, встре­чавших А. Н. Косыгина в аэропорту, предупредили В. И. Муравленко и Б. Е. Щербина — никаких просьб!

Я немного растерялся после вопроса Алексея Николаевича (можно было, конечно, попросить легковую вездеходную технику, без которой мы испытывали очень большие неудобства, можно было попросить что-то из продовольствия или промышленных то­варов, в конце концов, очень многие работники стояли в очереди за легковыми автомобилями, можно было попросить усилить авиа­торов техникой, в первую очередь, вертолетами МИ-8 и МИ-6, которые тоже в то время были в дефиците, но я, по зрелому раз­мышлению, этого делать не стал). И я сказал А. Н. Косыгину, что единственная просьба у меня — помочь строителям ресурсами, тех­никой, финансами, а остальные вопросы, я надеюсь, после Вашего визита мы решим в рабочем порядке.

Алексей Николаевич немного помедлил, потом сказал очень просто: «Я тоже думаю, что это нужно сделать и, хотя ресурсы этого года уже распределены, но что-то еще осталось. Подумаем». И нужно сказать, что это не были слова, брошенные на ветер. В 1968—1969 гг. и подрядные организации Миннефтегазстроя и наши собственные строительные организации получили очень мощ­ную помощь техникой, особенно землеройной, механизмами, транс­портом и материальными ресурсами. И дела пошли веселее.

Весной этого года в Краснодаре я вместе с товарищами стоял у могилы Феликса Григорьевича Аржанова и невольно вспоминал первую встречу с этим замечательным человеком. Когда в феврале 1966 года было организовано нефтепромысловое управление Юганскнефть и стал вопрос о главном инженере этого управления, В. Ю. Филановский мне пообещал — я тебе найду толкового инже­нера, не пожалеешь! И вот в конце  1966 г. звонок из Тюмени Владимира Юрьевича: «Завтра прошу встретить в Сургуте, со мной будет Ф. Г. Аржанов». Встретил. Тут же сели в УАЗик и поехали в Нефтеюганск.

На следующий день я представил Феликса Григорьевича наше­му небольшому коллективу и буквально в течение 3 последующих дней Ф. Г. Аржанов настолько влез в наши повседневные дела, что опекать его дальше не было смысла.

Я не ошибусь, если скажу, что становление Феликса как глав­ного инженера предприятия произошло именно в Нефтеюганске. Обустройство любого нефтяного месторождения и его разработка всегда имеют какие-то свои, только им присущие особенности. Тем более это относится к крупным нефтяным месторождениям, каким являлось Усть-Балыкское. И для таких месторождений выбор тех­нических и технологических решений имеет первостепенное значе­ние, так как эти решения не только должны обеспечить уровни добычи нефти и газа, заложенные в технологической схеме, но и обеспечить надежную работу всех нефтепромысловых объектов и коммуникаций в течение всей жизни месторождения. И задача в первую очередь главного инженера найти и осуществить эти реше­ния. Конечно, все проектные решения предлагает специализиро­ванный проектный институт (в нашем случае это был Башнефтепроект, в последующем — БашНИПИнефть). Но одно дело, когда проектирование идет на основе картографического материала и материалов инженерных изысканий в тиши кабинета, и совсем другое, когда ты на месторождении, в реальных условиях ста­раешься понять и оценить правильность этих решений.

Короче говоря, изучив предпроектные проработки института Башнефтепроект, мы их полностью забраковали и предложили институту в качестве основы проектные решения, принятые на Первомайском месторождении Куйбышевской области (нужно сказать, что мы побывали на этом месторождении еще в октябре 1965 года и оценили простоту и экономичность обустройства). Ко­нечно, Ф. Г. Аржанову пришлось непросто — до этого опыта работы по обустройству у него не было. Но способности, а самое главное, желание правильно решить инженерную задачу сделали свое дело. И я считаю, что Усть-Балыкское месторождение было обустроено по единственно возможной схеме. Причем уже в последующем, при кустовом разбуривании скважин, в принятую схему обустрой­ства были внесены минимальные поправки.

Много внимания с самых первых дней работы Ф. Г. Аржанов уделил созданию и организации работы службы капитального и подземного ремонта скважин — это было в прямом смысле его родное детище, постоянно занимался укреплением базы производ­ственного обслуживания.

На мой взгляд, одним из критериев зрелости руководителя является его способность в случае необходимости пригласить на работу на новое место своих прежних коллег. По рекомендации Аржанова в нефтепромысловое управление были приглашены на работу Дунаев Николай Петрович, Силаев Александр Михайлович, Погонищев Владимир Иванович, Шейнцвит Леонид Израилович, Мунц Владимир Александрович, Анисимов Анатолий Максимо­вич — многие из них до сих пор работают в Тюменской области и имеют доброе имя профессионалов своего дела. А сын Феликса Григорьевича — Михаил — и сегодня трудится в Нефтеюганске.

Феликс Григорьевич рано потерял родителей, да и родствен­ников у него было очень мало.

В 14 лет поступил в школу юнг в Мурманске и служил юнгой па Северном флоте начиная с 1944 года. Имел боевые награды. Всегда очень тепло вспоминал эти годы, а с конца 80-х годов почти ежегодно ездил на встречу со своими однополчанами в Мур­манск и на Соловки.

Очень бережно хранил тельняшку из тех далеких и суровых времен, а иногда, в кругу очень близких людей, демонстрировал матросскую чечетку — получалось у него это здорово! Летом 1968 г. в результате трагической случайности он потерял свою жену Эллу — это было потрясением и для нас, его товарищей. Он не стал догуливать отпуск и буквально на 3-й день после похорон жены внезапно появился в своем кабинете. Пытался работой как-то приглушить ту огромную боль беды, которая на него внезапно свалилась. Затем наши пути разошлись — его назначили главным инженером Главтюменнефтегаза и он очень редко появлялся в Нефтеюганске — основные его заботы были на Самотлоре и дру­гих новых месторождениях. Да и наше управление не очень доку­чало какими-то просьбами, у нас сложился очень стабильный и работоспособный коллектив и мы свои проблемы старались ре­шать, как можно меньше обращаясь в главк. Достойной заменой Ф. Г. Аржанову на должности главного инженера оказался Нико­лай Петрович Дунаев.

Феликс Григорьевич оставил о себе добрую память и как вели­колепный инженер-организатор, и как простой, добрый и отзывчи­вый человек не только в Тюмени, но и во Вьетнаме, где его пом­нит коллектив СП «Вьетсовпетро» и вьетнамское руководство, и в коллективе Союзтермнефти, где он в последние годы работал. Непростую жизнь прожил Феликс Григорьевич. Было все — и семейная трагедия, и успехи, и незаслуженные обиды. Но он ни­когда не жаловался, был всегда жизнелюбив, энергичен и считал, что, пока человек жив, он всегда может завоевать какое-то жиз­ненное  пространство. Переживал все внутри себя, никогда  его окружение не чувствовало, что Феликсу может быть плохо. Выда­вали его только глаза — они в этих случаях темнели до черноты, да руки — он не знал, куда их деть.

Особенно он переживал его отстранение от должности началь­ника Главтюменнефтегаза — оно было настолько несправедливым, что даже Борис Евдокимович Щербина, в то время министр строи­тельства предприятий нефтяной и газовой промышленности, как-то бросил вскользь, имея в виду эту совершенно непонятную инициа­тиву Г. П. Богомякова по смещению Аржанова (а обычно он воз­держивался от комментариев, зная на своем опыте силу и возмож­ности первого секретаря обкома партии): «Сила есть — ума не надо».

Авторитет Ф. Г. Аржанова в отрасли был очень высок, и он тут же был назначен на должность главного инженера НПО Союзтермнефть, откуда вскоре уехал генеральным директором СП «Вьетсовпетро». Развернул на новом месте кипучую деятельность (а до него дела здесь шли из рук вон плохо и вьетнамские това­рищи уже начинали предъявлять нам обоснованные претензии). Сам лично устанавливал (не имея опыта!) первые морские плат­формы на месторождении «Белый Тигр». По его инициативе были углублены эксплуатационные скважины и в результате увеличены запасы этого месторождения. При его непосредственном участии были приняты основные технические решения, которые себя пол­ностью оправдали.

Когда среди наших работников в торгпредстве во Вьетнаме нашелся один «стукач» и на основании его измышлений Прези­диум Совета Министров СССР, который проводил Н. И. Рыжков, принял решение освободить Ф. Г. Аржанова от должности гене­рального директора СП «Вьетсовпетро» (а это вызвало возмуще­ние даже в правительстве Вьетнама), Феликс Григорьевич, навер­ное впервые в жизни, встал на путь своей защиты (правда, время уже было другое— 1988 год).

Добился приема у Е. К. Лигачева, тот мгновенно разобрался в этих «дворцовых» интригах и Н. И. Рыжков вынужден был через две недели отменить свое решение, восстановив доброе имя Ф. Г. Аржанова.

Он был активным бойцом, где бы ни трудился: мастером капитального ремонта, директором конторы капитального ремонта, главным инженером НГДУ, главным инженером, а потом началь­ником главка, генеральным директором СП «Вьетсовпетро», глав­ным инженером, а потом генеральным директором НПО Союзтермнефть — везде он вел себя активно, своим примером, идеями увлекал подчиненных, сам работал самозабвенно, этого же требо­вал и от остальных.

Таким он и сохранится в нашей памяти.

Собственно, провожая в последний путь Ф. Г. Аржанова, мы с товарищами и решили издать эту книгу, посвятив наши воспо­минания людям, очень много сделавшим для развития нефтяной промышленности бывшего СССР, и в том числе России, так как многие из них отдали этому непростому делу всю свою жизнь и современное поколение вправе знать, плодами чьих трудов оно пользуется.

Сегодня очень немногие знают, что первым начальником пер­вого в Тюмени нефтяного объединения был Василий Васильевич Кореляков. Фигура колоритная: высокого роста, совершенно седой, неторопливый в движениях, немного, еле заметно, окающий по-самарски, он производил впечатление чего-то основательного, по­стоянного и невольно вызывал к себе симпатию. Даже единствен­ный глаз (второй же потерял в детстве и не любил об этом вспо­минать) не портил этого впечатления. Страстный охотник и рыбо­лов, любитель природы, он в то же время удивлял какой-то внутренней самодисциплиной и уверенностью. Пословица «делу время — потехе час», как нельзя больше, подходила к нему. Он принадлежал к той немногочисленной плеяде послевоенных инже­неров-нефтяников, на долю которых выпала трудная работа по созданию крупных нефтедобывающих районов страны. Учился вместе с В. Д. Шашиным в одной группе, а затем работал в Турк­менской ССР и в Куйбышевской области. И когда организовали Главтюменнефтегаз, а объединение Тюменнефтегаз передислоци­ровали в Сургут, начальником объединения назначили В. В. Корелякова. Его знания, прагматический подход к проблемам нового региона сыграли позитивную роль в дальнейшем развитии добычи нефти в Среднем Приобье. Он взял под свой контроль две основ­ные проблемы — вопросы подготовки нефти и использование ре­сурсов попутного нефтяного газа. Причем знал он эти вопросы настолько глубоко, что с его мнением считался и главк, и специа­листы Миннефтепрома. Был он прям и это очень не нравилось областному руководству. В частности, на одном из узких совеща­ний в Сургуте в 1968 году он заявил Б. Е. Щербине, что практика опережающего ввода только добывающих мощностей без созда­ния соответствующей инфраструктуры по подготовке нефти и пере­работке нефтяного газа является антигосударственной, на что молниеносно последовало замечание Б. Е. Щербины: «Некоторые нефтяные руководители никак не могут изменить свое «мышле­ние» и видение проблем нового нефтяного района. Стране нужна нефть, в то же время она не имеет безграничных ресурсов — это нужно понимать!».

В. В. Кореляков  помрачнел, но  в дискуссию  не вступил,  он понимал, что в той  ситуации  хозяином  положения  был  первый секретарь обкома.

Эта убежденность В. В. Корелякова в том, что нефтяная промыш­ленность в Западной Сибири начала развиваться однобоко, через три года была подтверждена крупной аварией с человеческими жертвами на Нижневартовском товарном парке. А проблему ис­пользования нефтяного попутного газа в Западной Сибири не уда­лось решить и в последующие десятилетия.

В. В. Кореляков неоднократно отстаивал свою точку зрения, в том числе и перед первыми руководителями министерства, Гос­плана, секретарями ЦК (в частности, его доклад М. С. Соломенцеву в 1967 году вызвал очень большое недовольство руководства обкома и главка), Советом Министров СССР — в этом он был очень последовательным и настойчивым. Может быть поэтому объединение Тюменнефтегаз просуществовало в Сургуте всего 4 года и было ликвидировано с 1 января 1970 г. как излишнее звено управления.

Но и будучи потом начальником НГДУ Сургутнефть, Васи­лий Васильевич продолжал проводить твердую политику глубокого инженерного обеспечения добычи нефти. Он воспитал большую группу молодых специалистов, привил им инженерный подход к нефтяному производству. По словам генерального директора объ­единения Ноябрьскнефтегаз Виктора Андреевича Городилова, Василий Васильевич Кореляков был «нефтяным Кутузовым» в Западной Сибири и он, видимо, нашел правильное определение внешне неброской, рассчитанной на далекую перспективу деятель­ности этого своеобразного и талантливого нефтяного инженера.

Одним из первых руководителей нефтяной промышленности, который еще в начале 60-х годов сумел верно определить высокую перспективу и значимость Западно-Сибирского нефтегазового ре­гиона, был Валентин Дмитриевич Шашин.

Впервые с В. Д. Шашиным я познакомился в 1960 году, когда он был начальником Управления нефтяной промышленности Та­тарского совнархоза в г. Казани. Нас, группу молодых специали­стов, В. Д. Шашин пригласил к себе, чтобы формально выполнить один из пунктов мероприятий по работе с кадрами (как нам объ­яснил начальник отдела кадров, но при этом улыбнулся и сказал: «Готовьтесь!»). И вот это «формальное» мероприятие началось в 16-00 и закончилось... почти в полночь!

Валентин Дмитриевич внешне выглядел очень солидно и не­сколько даже сурово. Высокий лоб, редкие с проседью светло-ру­сые волосы, зачесанные прямо назад, широко поставленные светло-голубые глаза, довольно волевой подбородок и непропорционально (даже при его росте около 190 см)  большая голова как-то сразу запомнились. А его манера разговаривать, как бы советуясь, при­глашая к обсуждению и не навязывая своего мнения, и в то же время логика и приводимые фактические данные по какому-либо вопросу делали вас в течение нескольких минут его сторонником. Весь его облик и очень мягкая манера общения с собеседниками создавали какой-то особый «шарм» вокруг фигуры Валентина Дмитриевича.

Встреча началась несколько натянуто. В. Д. Шашин сразу по­нял, что это вызвано нашей разницей в служебном положении, и тут же изменил направление разговора. Для начала рассказал один забавный случай, который произошел с ним этой весной. Один из начальников нефтепромыслового управления (кто, он, естественно, умолчал), зная пристрастие В. Д. Шашина к охоте, пригласил его рано утром поохотиться на глухаря. Я не ручаюсь за дословный пересказ (прошло после этого больше 30 лет), но выглядела эта история таким образом:

«Разбудили меня часа в 4 утра, темно, ночь безлунная, идет мелкий-мелкий снег, но ветра нет, тихо. Ехали мы к месту охоты около часа, где-то немножко поплутали, но потом остановились на опушке леса, значит приехали. Темно еще, около 6 утра, попили в машине чаю из термоса, съели бутерброды. Наконец, уже в 8-м часу стало немного светлее и начальник НПУ вручает мне ружье и говорит, что здесь недалеко мы должны пройти за опушку леса, а там обычно токует глухарь.

Идем 10, 15, 20 минут, вот-вот покажется солнце, справа мел­кий ельник и вдруг за ним слышится характерный звук, который издает токующий глухарь «с-крр», затем секунд через 10 опять, с-крр..! Начальник — шепотом — говорит мне: «Валентин Дмит­риевич, здесь до тока метров 50. Вы уж лучше, чтобы наверняка, ползите по снегу». «Я, — говорит Валентин Дмитриевич, — есте­ственно, пополз. Ползу, звук все ближе, опять ползу, голову не поднимаю, наконец слышу, что звук уже метрах в 10—15. Тихонь­ко взял ружье на изготовку, поднимаю голову, смотрю, где же глухарь — не вижу, вдруг опять: «с-крр», поднимаю голову выше и вижу... станок-качалку, которую, видимо, давно уже не смазы­вали! Мы дружно рассмеялись, потому что такого финала не ожи­дали, но Валентин Дмитриевич тут же продолжил: «Я про себя выругался (какой же я нефтяник, если перепутал глухаря на токе со станком-качалкой!), но решил немного пошутить — два раза стреляю в воздух и кричу: ребята, большого глухаря ранил, сей­час уйдет! Перезаряжаю ружье и еще 2 раза в воздух пальнул!

Буквально через минуту передо мной возникает этот «большой специалист» по глухарям и спрашивает: «а где же глухарь?»

Я лежу в снегу и улыбаюсь и тут-же: «с-крр» — только тут все все поняли и дружно расхохотались».

Мы тоже расхохотались, причем было ли это на самом деле или Валентин Дмитриевич это придумал на ходу, чтобы снять с нас напряжение, я не знаю, да это сейчас и не имеет значения. Самое главное, после этого шутливого рассказа мы почувствовали, что хозяин кабинета только внешне строг и импозантен, а на са­мом деле это обычный человек, который способен и пошутить, и поговорить о серьезных делах.

Он буквально «разговорил» нас и мы до поздней ночи обсуж­дали с ним наши проблемы: вначале бытовые (очень трудно было с жильем), а потом перешли незаметно на вопросы организации производства (в частности, тогда была высказана идея о том, что­бы в бригады по добыче нефти выделить хотя бы мотоциклы, чтобы сократить время на многокилометровые обходы скважин), затем на технические проблемы—парафин, автоматизация, каче­ство вскрытия, применение гидравлических разрывов и т. д. Где-то Шашин соглашался с нами, где-то — нет, но эта встреча запом­нилась надолго.

Одним из ее результатов было следующее решение В. Д. Шашина (естественно, согласованное с профсоюзами): начиная с 1961 года в каждом предприятии от 5 до 10 % вводимого жилья предо­ставлялось на распределение совету молодых специалистов и в течение 1961 —1962 гг. этот вопрос, вопрос обеспечения жильем молодых специалистов, был решен в нефтяных районах Татарии.

Вторая встреча с В. Д. Шашиным у меня произошла уже в августе 1965 года, когда он как Председатель комитета по топливу при ВСНХ СССР прилетал в Сургут (а это был его первый визит в Западную Сибирь), чтобы на месте ознакомиться с проблемами, которые неизбежно возникают, когда появляется новый нефтяной район. Два дня Валентин Дмитриевич провел в Усть-Балыке, а на третий должен был вылететь в Тюмень. Но из-за погоды вылет не состоялся.

Я предложил В. Д. Шашину переночевать на катере, на что он с радостью согласился. И весь этот вечер на катере он, видимо перепроверяя свои впечатления, постоянно поворачивал русло раз­говоров на проблемы тюменской нефти. В основном разговор шел о высоком уровне затрат, особенно первоначальных. В 1965 году в Тюменской области было добыто 953 тыс. тонн нефти, а ее себе­стоимость более чем в 3 раза превышала отраслевую. Невольно В. Д. Шашин возвращался к опыту освоения Туймазинского и Ромашкинского месторождений, где экономика выглядела лучше. Но в то же время он великолепно понимал, что новый Западно-Сибирский район очень перспективен, а вероятность открытия месторождений, подобных сибирским высокопродуктивным место­рождениям, в старых нефтяных районах очень мала. У меня в то время сложилось впечатление, что окончательное решение по Западной Сибири еще не принято, но оно где-то очень близко по времени. И действительно, основные принципиальные решения были приняты после сентябрьского Пленума (1965 г.) ЦК КПСС и, когда в мае 1966 года В. Д. Шашин появился в Усть-Балыке уже в ранге министра нефтяной промышленности, в его высказываниях не было даже намека на какие-то колебания в отношении того будущего, которое уже было определено по западно-сибирской нефти. А утром, накануне отлета, я встал очень рано и решил пой­мать десяток окуней для свежей ухи. По-видимому, несмотря на мои старания производить как можно меньше шума, я все же раз­будил Валентина Дмитриевича. Он вылез из каюты. — «Доброе утро, Валентин Дмитриевич», — а он: —«Тебе, Лев, оно может быть и доброе, а вот мне — не очень!»

—    «Почему?»

—    «Неужели тебе не стыдно? Тихонько встал, меня не разбудил. Сам ловишь, а я что? — Хуже тебя?» Мне действительно было неудобно,  я  что-то   промямлил   насчет  усталости,   хорошего   сна перед перелетом в Тюмень. А он все продолжает свою линию: — «Ты что, забыл, когда мне в Казани, в моем кабинете, рассказал историю о том, как вы вместе с молодым  геологом, постой, его фамилия, по-моему, Московский?» (Я  поразился  его памяти!) — «Московцев Олег».

—    «Вот-вот, как вы  пытались на реке Ик наловить  подуста. Я, как видишь, ничего не забыл и, кстати, вашим опытом воспользовался через год на Каме».

Действительно, пять лет назад, при той первой встрече с В. Д. Шашиным в Казани, когда случайно зашел разговор о ры­балке, я рассказал, как мы с Олегом Московцевым два часа пыта­лись найти нужную приманку для стай подуста, который в огром­ном количестве стоял под ивняком у берега Ика. Перепробовали все — ничего не получалось. Потом Олег подошел к пасущейся лошади, отрезал у нее с гривы пучок волос и с помощью белой и черной нитки смастерил самодельную «мушку». После этого мы этого подуста наловили столько, что еле унесли!

—    Ну ладно, хоть удочку для меня приготовил?

—    Да, вот удочка.

В течение примерно часа мы вдвоем натаскали целое ведро окуня, плотвы, язя, поймали несколько щурят.

Валентин Дмитриевич сам чистил рыбу и внимательно смотрел, как готовится уха,— а она действительно получилась вкусной! После этого мы неоднократно встречались с В. Д. Шашиным и в Западной Сибири, и в Коми-республике, но, к сожалению, органи­зовать еще раз удачную рыбалку для Валентина Дмитриевича не удавалось — всегда ограничителем было время.