Родился 2 марта 1950 года в г. Жигулевске Куйбышевской области.

Окончил в 1972 г. Тюменский индустриальный институт по специальности «Геология и разведка нефтяных и газовых месторождений», а в 1987 г. — Академию народного хозяйства при Совете министров СССР по специальности «Экономика, организация управления и планирования народного хозяйства».

1972—1973 гг. — старший инженер-геолог районной инженерно-технологической службы (РИТС) Нижневартовского управления буровых работ Главтюменнефтегаза, Тюменская область.

1972— 1980 гг. — заместитель начальника, начальник РИТС, начальник цеха по добыче нефти и газа НГДУ «Нижневартовскнефть».

1980—1984 гг. — главный инженер — заместитель начальника НГДУ «Мегионнефть» ПО «Нижневартовскнефтегаз».

1984—1986 гг. — начальник НГДУ «Бело-зернефть» ПО «Нижневартовскнефтегаз».

1987—1994 гг. — главный инженер — заместитель генерального директора, генеральный директор ПО, затем АО «Юганскнефтегаз», Тюменская область.

1994—1997 гг. — президент компании, председатель совета директоров АООТ, затем ОАО «Нефтяная компания ЮКОС», г. Москва.

В 2003 г. — председатель совета директоров ООО «Инвестпром-групп», г. Москва.

С 2003 г. — депутат Государственной Думы Федерального Собрания РФ, член Комитета Госдумы по энергетике, транспорту и связи, затем член Комитета Госдумы по природным ресурсам и природопользованию.

Действительный член Академии горных наук.

Награжден орденами Трудового Красного Знамени, «Знак Почета», медалью «За освоение недр и развитие нефтегазового комплекса Западной Сибири». Отличник нефтяной промышленности.

Низко поклонимся

...Так случилось, что мы с Виктором Ивановичем Муравленко породнились: его сын Сергей и моя племянница поженились. Я лучше узнал его жену Клавдию Захаровну, очень скромную, по-домашнему уютную, заботливую женщину, всю его семью.

Сын Сергей начинал трудовую биографию у нас, в Нижневартовске, с низов, несмотря на то, что папа был большим начальником. Не было случая, чтобы Виктор Иванович торопил меня или Кузоваткина с продвижением Сергея по служебной лестнице, протежировал ему. Это уже после смерти Виктора Ивановича он станет главным инженером, начальником НГДУ, генеральным директором «Юганскнефтегаза», президентом и председателем совета директоров нефтяной компании «ЮКОС». В этом я вижу продолжение семейной традиции.

Школу Муравленко прошли и выдержали проверку временем сегодняшние «нефтяные генералы», президенты и председатели советов директоров В.А.Городилов, В.Л.Богданов, Ю.Н.Вершинин, A.Е.Путилов, Л.И.Филимонов, В.Ю.Алекперов, B.C.Медведев, А.В.Сивак, С.В.Муравленко, Ф.Н.Маричев, В.А.Парасюк, В.И.Отт и другие. Они — его ученики, они продолжают его дело...

С.Великопольский

Из книги «Чудо XX века», 2002 г.

Из воспоминаний С.В. Муравленко

...Наверное, трудно человеческую память разделить на детскую, юношескую и взрослую. Память — концентрация наиболее ярких моментов жизни, лиц и событий, оставивших особый след в судьбе человека. Поэтому и для меня образ отца больше связан с шестидесятыми — семидесятыми годами, когда происходили события, оставившие глубокий след не только в моей жизни, но и в судьбах очень многих людей, да и в целом страны. Имею в виду начало промышленного освоения нефтяных и газовых богатств Западной Сибири.

Что же касается детских воспоминаний, то главное из них одно, повторявшееся: постоянные ожидания возвращения отца из его частых командировок.

У нас, как это и бывает во многих семьях, старший был маминым сыном, а я — папиным. Теперь уже, по прошествии стольких лет, наверное, можно открыть маленькую семейную тайну: у меня отношение к отцу тоже было особым. В детской «табели о рангах» он всегда стоял у меня на первом месте, с огромным отрывом от остальных домашних. Сколько себя помню, слова «отец» и «нефть» в моем воображении всегда были рядом. Уже в те годы в детском сознании крепко оседали такие (постоянно произносимые дома) слова, как «буровая», «фонтан», «девон», «долото». Я очень хотел увидеть, что же это за такая удивительная штука — нефть, и был счастлив, когда отец взял меня с собой в одну из рабочих поездок в район. Брат Валерий уже работал буровым мастером, и отец отвез меня к нему. Вот тогда-то, в четвертом или в пятом классе, я и провел первые в своей жизни сутки на буровой. Сказать, что буровая махина произвела на меня впечатление, — значит, ничего не сказать. Я был потрясен, восхищен, когда увидел, чем занимаются отец и брат. (А брат, который был намного старше меня, мой вечный кумир и защитник, занимал в моем сердце прочное второе место — сразу за отцом.)

Тогда впервые ощутил запах нефти, ни с чем не сравнимый и ни на что не похожий. Но самое большое впечатление на меня все же произвели люди, которые работали на буровой, — настоящие русские мужики с огромными (как мне тогда казалось) шершавыми ладонями.

Среди них, строго говоря, конечно же, были и не только русские, но все равно они казались мне людьми одной национальности, одного разбора — русскими богатырями.

Слово отца всегда было для меня законом, хотя не помню, чтоб он хоть раз шлепнул меня или сорвался на крик. Да и вообще отец дома, как и на работе, голос не повышал, хотя я несколько раз был невольным свидетелем его жесткого, нелицеприятного разговора по телефону. Однажды говорил со своим заместителем, Матвеем Марковичем Кролом, которого все считали любимцем отца. Речь, кажется, шла о том, что тот сорвал какое-то серьезное задание. Помню, у меня даже мурашки по телу побежали. «Ничего себе! — подумалось тогда. — Как он, оказывается, умеет разговаривать». Хотя я прекрасно знал, что с тем же «Матвеем», как его называл отец, через неделю он будет снова общаться, как ни в чем не бывало. А со мной, даже совсем маленьким, отец всегда разговаривал весьма серьезно и уважительно. Когда я учился в институте и, как у всех молодых людей в этом возрасте, у меня случались разные перекосы в поведении — даже и тогда отец беседовал со мной не менторски, а очень корректно и уважительно, я бы даже сказал, «конструктивно»: что надо сделать, как изменить ситуацию, как жить дальше...

...Хорошо помню, как отца назначили на работу в Тюмень. Как-то вечером, вернувшись из Москвы, пришел он домой и без всякой подготовки сказал: «Клава, уезжаем». «Куда?» — Мать просто оторопела. Только-только обжились, устроились, Куйбышев — прекрасный город, Волга, чудесная природа, и тут — Сибирь, морозы, неизвестность. Но все, вопрос был им решен, никаких обсуждений не полагалось, и нам, домашним, оставалось, как солдатам, только выполнять его команду. Осенью отец уехал один, а потом, в январе, вернулся за мамой. Ехали мы поездом, с пересадкой в Свердловске, и казалось, что весь поезд заполнен куйбышевцами, отправляющимися вместе с отцом в далекую Тюмень. И наверное, действительно так и было, поскольку огромное количество куйбышевских

...В Сибири я вырос, окончил школу, надо было выбирать дальнейший путь. Никакого давления на нас с братом в выборе профессии отец не оказывал. У меня и сомнений не было, куда пойти учиться: конечно, в Тюменский индустриальный институт, туда, где готовят нефтяников. А как иначе, если с детских лет у тебя в голове слово «нефть», если тебе снится буровая и ты мечтаешь поскорее вдохнуть ее особый запах? Правда, классе в девятом отец все же затеял разговор: «А куда ты пойдешь учиться? Может, в строительный? А может, в авиационный?». Наверное, все же не хотел отнять у меня возможность самому принять одно из самых ответственных решений в жизни. Во время этих домашних бесед он абсолютно не навязывал свой выбор, не настаивал на нефтяном институте, просто пытался вместе со мной еще раз убедиться, что я действительно хочу пойти по его пути, что это не просто дань семейной традиции.

После Тюменского индустриального института я уехал из семьи, из налаженной жизни и уютного дома в строящийся, вздыбленный Нижневартовск, по которому весной и осенью можно было пройти только в болотных сапогах, ни о каких молодежных развлечениях или, как сейчас говорят, тусовках там и речи не шло. И примерно через полгода ужасно затосковал. Позвонил отцу и сказал, что хотел бы вернуться в Тюмень. Тот ответил: «Дней через десять приеду, поговорим». А я уже начал строить планы, как вернусь в Тюмень, устроюсь работать в институт и, как и многие мои однокашники, заживу без всех этих необязательных, как мне казалось, неудобств и трудностей. Отец приехал, мы встрети­лись один на один, и он сказал: «Хочу, чтобы ты, во-первых, стал настоящим человеком, а во-вторых — настоящим специалистом. Понимаю, тебе сейчас нелегко, но ты все же должен через все это пройти. Оставайся здесь и работай».

После того разговора я уже никуда не рвался, не рыпался, остался работать там, куда меня «на­правил», назначил отец. Было все, даже пожары и аварии, однако я старался не рассказывать об этом отцу. Он в то время уже перенес первый инфаркт, и стрессовые ситуации были нам ни к чему. Конечно, потом я понял: кинув сына в северные болота, он одновременно попросил своих друзей негласно меня опекать. Я же через какое-то время, конечно, дога­дался, кто были эти опекуны, «кураторы»: Роман Иванович Кузоваткин, очень дорогой мне человек, и Николай Петрович Дунаев, тоже живой идеал для меня и человека, и специалиста. Они оба уже, к сожалению, ушли из жизни. Но это кураторство, я вам скажу, было довольно жестким.

Там же, в Нижневартовске, я встретил сибиряч­ку Нину, с которой связал свою жизнь. Мне было очень приятно видеть, с какой теплотой отец отно­сился к Нине, — видимо, сказалось то, что у него были только сыновья. Прошло шестнадцать лет. Из Нижневартовска меня направили на два года в Академию народного хозяйства. Сибирякам разрешалось тогда забирать с собой семьи. Мы с женой и с дочерьми так радовались: попадем из глубинки сразу в гущу московской жизни, походим по театрам, музеям. Но поучиться в Москве два года, как полагалось, мне не удалось. Через год отозвали в Нефтеюганск. Кинулся к министру: дайте доучиться! Ни в какую! Пришлось возвращаться на Север. Семья еще месяца три в Москве жила, а потом я и их забрал. Год проработал главным инженером нефтегазодобывающего объединения «Юганскнефтегаз» и попал в гущу событий: по всей стране начали выбирать руководителей предприятий. В Нефтеюганске состоялись выборы генерального директора объединения «Юганскнефтегаз», и я стал первым в Министерстве нефтяной промышленности избранным генеральным директором.

Шестнадцать лет проработал в Нижневартовске, пять — в Нефтеюганске...

Сейчас, когда уже нет на картах огромной страны под названием Советский Союз, когда большая часть нефтяной отрасли России приватизирована, раздаются «смелые» высказывания о том, что освоение богатств Западной Сибири в шестидесятые— восьмидесятые годы велось, дескать, неправильно, что не надо было строить города типа Нижневартовска и Нефтеюганска, что вести разработку месторождений нужно было только вахтовым методом. Так ли это на самом деле, правы ли люди, не испытавшие на себе всего, что происходило тогда на Тюменском Севере, в том числе и невероятного массового духовного подъема?

Да, сегодня, думаю, можно твердо сказать, что это второе покорение Сибири не избежало ошибок, промахов. И тем не менее то, что было сделано в этом крае, — плод высококвалифицированной и инженерной, и организационной работы тысяч и тысяч людей, фанатично преданных своему делу. И решение по строительству городов и поселков тоже было правильное, поскольку поднять такую махину только за счет вахтового метода было невозможно. Я своими глазами видел, как нелегко приходилось людям, оторванным на пятнадцать, а то и больше дней от своих семей, детей, близких. Да и частые смены климатических условий, перелеты весьма неблагоприятно сказывались на их здоровье. Потому и строили на Севере жилые дома, школы, больницы, пытались развить тепличные хозяйства, чтобы люди не ощущали себя оторванными от Большой земли.

Сегодня позиция другая: всем этим большим хозяйством в основном занимаются не газовики и нефтяники, а муниципальные службы. Безусловно, это большое облегчение для производственников, которые могут в полной мере сосредоточиться на своем главном деле.

Многое за последние годы изменилось в нефтяном комплексе страны. Нетуже Министерства нефтяной промышленности — главного координатора нефтяников прошлых лет, часть нефтяных предприятий стали частными, многие зарубежные фирмы работают на территории России.

Не утихают споры: правильно ли сделало государство, отдав в частные руки нефтяную промышленность, не разбазарило ли свои богатства?

Я думаю, что приватизация нефтяной промышленности необходима, если уж Россия сделала шаг в сторону рыночной экономики.

Во многих странах бок о бок работают государственные и частные нефтяные компании. Толковый собственник сделает все, чтобы люди были заинтересованы работать именно на его предприятиях. Другое дело, не было бы и здесь перегибов, которые, к сожалению, у нас не редкость. Главное, чтоб новый собственник в погоне за сиюминутной прибылью не забывал и о завтрашнем дне.

Беспокоит, что в последние годы резко сократились геолого-поисковые работы, в некоторых нефтяных компаниях сворачивается как эксплуатационное, так и разведочное бурение. А ведь тот же отец говорил: «Нефть — на конце долота». И это действительно так. И Западная Сибирь, по моему твердому убеждению, еще долгие годы может быть главным нефтеобеспечивающим регионом России.

Безусловно, нужно двигаться дальше. Восточная Сибирь, шельфы северных и Черного морей — все это очень перспективно. И некоторые компании уже делают первые шаги в этом направлении. Очень хочется верить, что у нефтяной отрасли России, которая была, есть и на долгие годы будет основой экономики нашей страны, блестящее будущее...

Н.Грозова
Из книги «Виктор Муравленко: Запомните меня таким», 2002