Возвращение – плохая примета? Смотря к чему…

Дикий, дикий, дикий мех! Во всех модных журналах зимние женские коллекции 2015-2016 года рекламируются столь интригующе. С непременным добавлением боа – подзабытого аксессуара из какой-то другой жизни. Как это сочетается в гардеробе современной щеголихи? И сочетается ли?

При слове «дикий» представляешь себя в волчьей или медвежьей шубе. И сразу же цепенеешь от мысли: куда в ней? На далекий Север, в тундру, где зимой минус 50, а то и больше?

Увы, наш брат - журналист любит народ запутывать. В один ряд с высокородным соболем запросто поставит овчину, а то и мех кошки. То ли не зная, то ли забывая, что они из разных семейств. Не проще ли с самого начала объяснить: дикий мех – это пушнина. Продукция, которую дают охота и клеточное звероводство. И к ней по праву относятся: соболь и куница. Колонок и выдра. Барсук и песец. Горностай и лисица. Россомаха и бобер. Но никак не овчина, шкурка домашнего животного. 

Для потребителей меховой одежды знание таких тонкостей имеет значение? А то! Мех должен радовать и греть, а не пугать. Ведь не зря же в старину говорили: «Шоб усем было весело и тепло». А нынче, в 21 веке, вещают иначе: «Чтобы все обновилось в женщине: и душа, и тело». Не круто? 

Не надо недооценивать пушистые сокровища природы. В холодные дни, да еще со снежными шапками на деревьях, они творят чудеса: пробуждают весну в наших чувствах. Меняется цвет лица, взгляд. Появляется надежда… Новизна ощущений, как известно, дорогого стоит. И разве не ради нее дизайнеры придумывают свои фасоны, а мы торопимся им следовать?

На сей раз они вспомнили хорошо забытое старое, вернувшись к образцам старобоярской одежды – длиннополой шубы, с рукавами, закрывающими кисти рук. Кстати, весьма практичной для Сибири. 

У меня сохранилась старинная фотография начала 20 века. На ней изображена купеческая чета - муж и жена из Исетского района Тюменской области – в похожих шубах. Неужели исторические события пяти столетий не задели моду своим могучим крылом? Ответ поищем в истории русского костюма. Непонятное она объяснит, растолкует. И даже наглядно покажет – с помощью иллюстраций. Сравните, глядя на них, русскую меховую одежду за семь веков – с 10 по 17-тый. В ней, словно в зеркале, отразятся три судьбоносных периода русской истории: византийский, татаро-монгольский и петровский.

Первый известен принятием православия на Руси и всего духовного богатства, унаследованного ею от восточной части Римской империи: церковного зодчества, иконописи, декоративно-прикладного искусства. А в костюме – пристрастием русских к закрытой, длиннополой одежде из дорогих узорчатых тканей – шелка, аксамита, парчи. И столь же ценных темных мехов – бобра, черной лисы и соболя. Последний – шоколадного цвета с благородной сединой – считался королевским и приравнивался к золоту. Не зря за 1 шкурку соболя давали 1000 шкурок белки!

Тогда понимание красоты и гармонии русским человеком было связано с чином, порядком. И местом, как бы мы сегодня сказали, на социальной лестнице. В Древней Руси говорили: все, что имеет свой чин, красиво. По чину полагался и особый род меха. Дворянам предписывался соболь. Мещанам – куница, выдра, белка, овчина. Поселянам и монахам – кролик, кошка, барсук. При этом покрой, фасоны и типы одежды были одинаковыми для всех сословий.

Татаро-монгольское нашествие (1243 – 1480 г.г.)  - второй исторический этап в истории Государства Российского – сродни тектоническому разлому. Все расстроилось в ту пору: и привычная жизнь, и мироощущение, и политическая стабильность. Восток властно навязывал свою волю. В костюме она проявилась в требовании предпочтения татарской одежды – византийской. В форме распашных халатов. Правда, и тут не обошлось без русского лукавства: в моду вошли не халаты, а распашные зимние, парадные ферязи, подбитые мехом. Да и носились они внакидку, подобно византийским плащам. И довольно долго – вплоть до 17 века. Причем, не одними боярами, но и крестьянами, которые шили их из простых материалов. 

Петр I, взойдя на престол, был в новшествах куда радикальнее татаро-монголов. Он вообще все устои потряс, реформировал. И, понятное дело, на костюм посягнул. В 1701 году царь издал указ, в котором говорилось, что всем, кроме духовенства, следует «носить платье немецкое, верхнее саксонское и французское, а исподне камзолы, штаны, сапоги, башмаки и шапки немецкие, и ездить в немецких седлах. Русские одежды никому не носить, не изготовлять и продавать». 

При явном несходстве трех исторических периодов и их влияний на русский костюм их объединяет одно: характер реакции на внешние воздействия. В нем вы не найдете ни слепого подражания чужим образцам, ни, тем более, - стилизации, подделки. Везде – независимость в отборе западноевропейских и восточных образцов, выразившаяся в сопротивлении тому, что претило русской душе. Никакие Петровскиеугрозы не могли заставить купцов отказаться от объемных шуб боярского происхождения. Они любили их, берегли, передавая детям и внукам. Как достояние рода, не терпящего разрыва семейных и национальных традиций. И по этой-то причине они и дожили до века 20-го. И, оказывается, и до последующего – 21-го. 

Самостоятельность и изобретательность русских мастеров меховой одежды по отношению к чужим влияниям не могла не сказаться на своеобразии национального костюма. У какого народа вы найдете непревзойденные по красоте и удобству душегреи, подчеркивающие и русскую стать, и извечную русскую тягу к человечности, исходящую от сердца и души? У кого отыщете горлатные шапки, покрытые бархатом? Или санные шубы, изготовленные специально для длинных родимых дорог, в которых ни черт, ни запредельный холод не страшен? Где еще шуба будет столь любимым предметом народного творчества? Откройте «Толковый словарь русского языка» Владимира Ивановича Даля, и вы ахнете от восхищения, прочитав поэтически-образные пословицы и поговорки, посвященные шубе. «Настя, Настенька, шубейка красненькая: сама черноброва, опушка боброва». «Шубка моя, шубочка, зашутила шуточку, да ушла». Или вот еще одна, перешедшая прямо в историю: «Возьми шубу, да не быть бы шуму», - сказал Степан Разин астраханскому воеводе, отнявшему у него свою долю добычи, дорогую персидскую шубу, - и с той поры Стенька пошел разбоем на Волгу, именем воеводы.

Самобытность культуры любого народа, русского в том числе, обеспечивает ему особое, свое, индивидуальное место и в истории культуры, и в истории моды. И в истории вообще. Она – всегда магнит, который притягивает, затягивает в свое поле, будит интерес и творческую энергию художников. И потому влияние мехового искусства русских на европейскую моду неслучайно.

Так было в 1815 году после восхождения бравых русских казаков в Париж. Необычные шапки победителей не оставили французов равнодушными: они отреагировали мгновенно, внедрив их в свою моду. Так случилось и с англо-саксонской модой во второй половине 19 века. Обратите внимание на героинь Чарльза Диккенса: ведь одеты-то они в коротенькие шубки, на манер наших душегрей. 

Столетия спустя, в 20 веке, знаменитый французский модельер Ив Сен Лоран пошел дальше: по мотивам русских народных костюмов создал целую Русскую коллекцию.

В 21-м столетии жизнь стремительно меняется не по дням, а по часам – технический прогресс берет верх над многими сферами бытия. И тем не менее, несмотря на кризисы и санкции, модельеры Старого и Нового Света не забывают золотой фонд русской меховой культуры. И возвращаются к нему: за свежими идеями, подпитывая свою фантазию. Доказательством этому служат наши исторические мотивы в зимней женской коллекции 2015 – 2016 годов. И причем не как второстепенные, а главные. Никто не сможет оспорить, что силуэт купеческих шуб – хит нынешнего сезона. Тогда отчего они выглядят не старомодно, а ультрасовременно?

Секрет – в умении соединить несоединимое. На сей раз дизайнеры внешнюю суровость и закрытость традиционных шуб смягчили. Чем? Не поверите: боа! Вы, должно быть, слышали об этом изысканном меховом шарфе из соболя, лисы, норки, песца, шиншиллы? Так вот: модельеры предлагают носить его с будничными деловыми костюмами, свитерами и даже блузами. Смелое, заметим, решение. И революционное, опровергающее прогноз, сделанный в 1902 году журналом «Новая парижская мода». В ту пору он писал: «С растущим количеством трудящихся женщин разница между рабочей и выходной одеждой будет становиться все больше. Первая должна будет служить исключительно своей цели. Вторая допускает фантазию и стремление к роскоши». 

Прошло чуть более ста лет, и мы наблюдаем обратное: границы между дневной и вечерней одеждой практически стерлись. Боа – как символ романтического праздника – перестал существовать, превратившись в повседневный меховой шарф. Может, виноват нагрянувший кризис? И в его условиях наличие работы у женщины – уже торжество? Уже радость!

Сколько все-таки загадок таит в себе история любой вещи, не говоря уже о материале, из которого она выполнена. Недавно мне попалась в руки уникальная книга – «Русский мех» Александра Никишина, известного писателя, коллекционера, историка, создателя первого в России музея русской водки. Автор презентует ее как иллюстрированную историю. А по сути – это энциклопедия русского быта за целое тысячелетие: с 11 по 21 век. И представлена она во всей полноте жизни – политической, экономической, культурной, этнографической, социальной. И что особенно интересно и важно – сквозь нестандартную призму: географическую, сибирскую, северную. 

До сих пор доминирующей точкой зрения на истоки уклада российской жизни считалась южная. Раз на древней земле Тавриды князь Владимир принял православие, следовательно, она, вместе с Византией, - колыбель нашей духовности, определившая весь ход истории. А Север с дремучей Сибирью? Ну что с него возьмешь – медвежий угол, и только. Спасибо Ермаку Тимофеевичу: разбудил ее от спячки в 16 веке. И лишь через 4 столетия нефтяники и газовики превратили ее в кормилицу всей страны. Но так ли было на самом деле?

Александр Никишин опровергает эту одностороннюю версию. На основании летописей, богатейшего мемуарного и изобразительного материала доказывает: попытки освоения богатств Сибири предпринимались еще задолго до Ермака. В начале 11 века – новгородцами. И их целью, как и впоследствии Ермака, было отнюдь не обживание огромного пространства, а пушнина. И прежде всего, соболь. С 14 века за Уральский хребет плавают поморы. В 1499-1500 годах русские, утверждает автор, предпринимают новое крупномасштабное вторжение в Зауралье. «Свыше четырех тысяч ратников, разделенных на три отряда, - как написано в книге «Русский мех», - входят в Югру. Командуют ими московские воеводы: князь Семен Курбский, князь Петр Ушатый и Василий Гаврилов Бражник». 

Однако решающим эпизодом присоединения Сибири к России А.Никишин, как и большинство историков, признает экспедицию за Урал казачьей дружины Ермака (1581-1585г.г.) Правда, задачу рискованного предприятия он не романтизирует: государственная казна после взятия Казани и Астрахани заметно прохудилась и опустела. Надо было ее восполнить.

А чем? Пушнину в Европейской части, приносившей ощутимый доход, к тому времени уже истребили. Оставалась далекая Сибирь с манящим богатством – соболями. Вот за ними и двинулась ватага отчаянных и лихих людей Ермака Тимофеевича. 

Что было дальше – сибиряки отлично помнят. Однако далеко не все знают, что как раз он распахнул ворота в Сибирь, как некогда Петр I прорубил окно в Европу. И тем самым положил начало пушной империи, властелином которой Россия была три века: с 17 по 20 столетие. Закат ее начался после развала Советского Союза. 

И если уж говорить о причинах такой жизнестойкости, то не следует забывать: лидерство нашей державы на меховом рынке, помимо пушного богатства Сибири, обеспечивалось еще и людьми. Мастерством рук охотников, скорняков, художников, портных, продавцов. И, безусловно, загадочностью русской души, по-особому открывшейся в этом ремесле. И не только русской, но и всех других народов, обитающих в Сибири. И прежде всего, югорцев, ханты и манси, ненцев.

Претерпев за тысячелетнюю историю немало драм и трагедий, связанных с добычей и сбытом пушнины, их души не одичали, а обрели благородство под стать королю мехов – соболю.

С мужеством, достойным восхищения, они сохранили, и продолжают сохранять многовековую традицию перевоплощения мехового сырья в подлинные произведения искусства, чье место сейчас в музеях. Как региональных, так и европейских. 

Более чем два века назад М.В.Ломоносов провозгласил, что богатство России будет прирастать Сибирью. Пророчество сбылось…

Сегодня на очереди – освоение Арктики. Вице-премьер Дмитрий Рогозин уже объявил о начале «арктической индустриализации». Для этого, сказал он, нам потребуется много новой техники, кораблей высокого ледокольного класса и атомных ледоколов. И добавим от себя: полярникам, как никому другому, понадобится настоящая пушнина. Приведет ли этот важнейший проект к очередному истреблению диких зверюшек в Югре? 

Не хотелось, чтобы ошибки повторились, и дар сибирской природы – царственный соболь, этот «шоколад с естественной проседью», поседел окончательно от жестокости и алчности новых пушных менял. Как и сами югорские и ямальские добытчики пушнины, великие труженики тайги.

Остается надеяться: возвращение дизайнеров, историков моды, историков к истокам мехового промысла Сибири, как гаранта былого благосостояния России, не просто дань моде. А добрый знак. Знак поиска нитей, связующих поколения, которые особенно заметны на самобытных, а потому и лучших произведениях меховой культуры – гордости и достояния нашего Отечества.