Большое Сорокино, январь 2016г.

Далёкий 1956 год, осень. «Слава Богу, девочка, – перекрестилась бабушка Улита и добавила, – наконец-то дождались, а то всё пацаны». А через некоторое время, узнав, что не одна, а две девочки на свет появились, решительно вызвалась подобрать имена долгожданным внучкам. На радостях она тут же начала вслух называть: «Анисья, Варя, Феня, Лиза, Тома, Тоня». Перебрав их по кругу на несколько раз, бабушка окончательно и бесповоротно объявила: «Наташа и Таня».

А начиналось всё это задолго до появления на свет меня и сестры. Чернявый паренёк Архип в начале Великой Отечественной войны был эвакуирован из Белоруссии в Ленинград, а затем, выжив в той страшной блокаде, со своей многочисленной семьёй попал в столицу Бурятии – г. Улан-Удэ. Там встретился с рыжеволосой красавицей Шурой из Тюменской области, которая в послевоенные годы приехала в этот таёжный край искать лучшей доли. Они полюбили друг друга и поженились. В семье сначала родились два сына с промежутком в два года, а ещё через два – мы с сестрой. 

Папа, мама и мы – пока четверо (слева направо): Олег, Наталья, Таня, Сережа (август 1958 г.)

Прожив несколько лет в Улан-Удэ, а потом в Забайкалье в г. Кяхта, родители с подросшими детьми решили вернуться на родину мамы.

1960 год. Село Жидоусово. Какое, казалось бы, беззвучное название, но какие восхитительные места расстилаются вокруг этой деревни! Бескрайние поля пшеницы, кукурузы  и море полевых цветов. Река с её оврагами и косогорами. Лес с бессметным количеством ягод и грибов. Мы, четырёхлетние девчушки, быстро привыкли к деревенскому укладу и спустя некоторое время, ознакомившись с местной детворой, завели подружек. Родители устроились работать по своей специальности – киномеханиками в сельский клуб. Время шло, мы подрастали. Родилась ещё одна сестрёнка. Уезжая в ближайшие деревни демонстрировать кинофильмы, иногда родители оставляли нас одних или на попечение соседей. За маленькой Леной приходила присмотреть нянька – бабушка Евдокия.

Как-то раз, оставшись вдвоём, я предложила: «Тань, какие нарядные у мамы платья! Давай померяем». «Давай», – быстро согласилась та.

Из приоткрытого старинного шкафа виднелись пошитые праздничные мамины платья из шифона, крепдешина и цветастого ситца.

«Я надену в горошек», – заявила я. «А я хочу померять вот это – голубое, с васильками», – решила Таня. И вот мы уже ходим по скрипучим деревянным половицам в платьях до пят и на высоких «клабуках».

«Ой, какие мы красивые! Правда, Тань?» – радуясь, сказала я. Таня посмотрела на себя в зеркало, потом передала его мне и «выдала»: «Красивая я, а ты нет! Посмотри, у тебя цыпки на лице, тебя и замуж-то никто не возьмёт». И немного помолчав, продолжила: «Вот я вырасту и пойду работать продавцом, буду продавать конфеты, а ты у меня будешь техничкой (уборщицей)». Вот это да! И это в пять-то лет! 

Вечером приехали родители из Готопутово, где демонстрировали фильм, и привезли обновку – зелёное плюшевое пальто. Мы развели руками: «Почему одно, и кому?» «Пока купили одно, второе ещё нужно найти. Вам ведь нужны одинаковые, а в магазине оставалось только одно». Таня решила, что пальто должно принадлежать ей. «Я  младше тебя на полтора часа, а младшим нужно уступать», – заявила она и, застегнувшись на большие блестящие пуговицы, побежала смотреться в зеркало. Пальто мне, конечно, тоже купили, пусть не плюшевое, а бархатное, но такое же зелёное, как у Тани. Радости не было предела. 

Двойняшки Наташа и Таня

Был морозный зимний день. Вместе с входящими в избу людьми врывались холодные клубы воздуха, обволакивая их с головы до ног. Из-за этого нельзя было определить сразу, кто опять пожаловал к нам в гости. В деревне люди в гости ходят без спроса. «Дядя Аркаша (так почему-то все звали нашего отца Архипа) и тётя Шура дома? Я приехал за ними из деревни Буньково». На пороге стоял паренёк в тулупе, шапке-ушанке, с заиндевелыми бровями и ресницами и красным от мороза носом. «На Деда Мороза похож!» – весело подхватили мы, переглянувшись. «Пока погрейся», – предложил отец и понёс грузить ранее приготовленные кинобанки в сани-розвальни. Усевшись с мамой поудобней и закутавшись в тулупы, привезённые парнишкой с заботой – не заморозить бы киномехаников во время пути, – отец скомандовал: «Можешь трогать!» «Но-о-о!», –  прикрикнул паренёк на коня, дёрнул вожжи, сани со скрипом сдвинулись с места, и мы поняли, что родители вернутся не скоро. А это означало, что успеем вдоволь наиграться, так как за Леной, которой шёл второй год, вот-вот должна была прийти нянька. Успеем покачаться в колыбели. А почему бы и нет, нам ведь тоже хочется! Тем более Сергей пообещал, что он нас хорошо раскачает, и будет очень весело. Спящую в колыбели сестрёнку решили переложить в люльку, которая верёвками крепилась к пружине, прикреплённой к потолку. Правда, пружину люльки мы уже растянули, покачавшись в ней по очереди. Стальная пружина вытянулась так, что больше не хотела выполнять своих функций. Зыбка опустилась почти до пола, но это не помешало нам с успехом эвакуировать в неё Лену. Пусть спит! 

Сергей уселся в центр колыбели и стал руководить процессом. Мы с Таней по краям. «Не боимся! Не боимся!», – кричали мы в такт качающейся кроватке. Сергей раскачивал всё сильнее и сильнее. И вот тут-то скорость и притяжение сыграли свою коварную роль. Мы все трое с грохотом вылетели на пол. Таня улетела к печке, где на полу стоял пустой чугунок, который удачно и по размеру поместился на её голове. Сергей отделался испугом. Я же как будто никаких увечий не получила и лежала на полу без видимых повреждений. Но это только на первый взгляд. Через некоторое время я закричала от нестерпимой боли. Впоследствии оказалось, что у меня была сломана ключица. «Не говори мамке с папкой и не плачь, я тебе конфет куплю»,  – уговаривал меня брат. «У тебя денег нет»,  – хныкнула я. «Возьму у мамки. Она ведь билеты продаёт, у неё в сумке их много». «Ладно, потерплю», – согласилась я и крепко прижала руку к груди. (Кстати сказать, девчонка я была терпеливая, а ещё настырная и упрямая, как говорили родственники и соседи).  

Вернулись родители. Чтобы не подвести брата и всласть поесть конфет, я стояла тихонько в стороне, прижимая к себе левую руку. Но в какой-то момент рука предательски опустилась вниз, и я вскрикнула от резкой боли. Потом всё как во сне…  Попутка, подобравшая нас до Большое Сорокино, больница, рентген-кабинет, темнота. И вот лежу я дома вся в бинтах и гипсе. Обидно, погулять хочется. А тут ещё Николай Петрович, местный учитель, который зашёл к нам по какому-то важному делу, увидев меня, ехидно улыбнулся (как показалось мне тогда) и спросил: «Ну что, лежишь? Ну, лежи - лежи, выздоравливай!» И прошёл в комнату к отцу. У меня от досады навернулись на глазах слёзы. «Ну и полежу, подумаешь! Когда-то это всё равно закончится», – прошептала я, и чтобы успокоиться, стала рассматривать комнату.

На белёных известью стенах висели фотографии и портреты с бородатыми дедами, бабушками в платочках и множеством каких-то незнакомых мне лиц.

Вот на портрете мама с двумя туго заплетёнными косами и с немного нахмуренными бровями. «Молодая и красивая», – заметила я про себя. Рядом папа с хитринкой в глазах и едва заметной улыбкой. А вот и мы с Таней и братьями Олегом и Сергеем какие-то уставшие и измождённые, рядом с мамой стоим на залитой солнцем улице. «Наверное, было очень жарко», –  решила я, отвернулась к стенке, и заснула.

Мы с мамой (слева направо): Наташа, Сережа, Олег, Таня 1958г.

«Собирайтесь, сейчас пойдём к бабе Ане!» – громко сказала мама. «В гости, кулагу есть?» – обрадовались мы. «Нет, головы править!» – строго ответила она, подавая нам пальтишки. Закутав нас потеплее, повела на край деревни, к местной бабке-знахарке.

Завязав на наших головах белые ленточки, баба Аня, с неестественным лицом бордового цвета, стала чертить угольком какие-то одной ей понятные рисунки, складывая  и соизмеряя их. Проделав эту процедуру поочередно то со мной, то с Таней, она деловито объявила: «Сотрясение!» И начала свой метод лечения. Грубыми натруженными руками долго разминала наши головы, затем, разложив на полу платок, приказала лечь и положить головы на него. Приподнимая за свободные концы платка, она на весу перекатывала наши головы влево-вправо, влево-вправо, встряхивала несколько раз, затем ещё и ещё. Закончив над нами «измываться», баба Аня отпустила нас домой, предварительно крепко-накрепко стянув головы платками. Было ощущение, что на головы натянули железный обруч. «И не вздумайте снять платки! Только через три часа будет можно», – предупредила она и закрыла за нами дверь. И вы знаете, тьфу-тьфу-тьфу. Вот тебе и бабка-повитуха! 

А на мою голову с детства напасть такая! Всё попадаю в какие-то неприятные истории. В два года упала с дивана в ведро с водой, пытаясь обнять проходившего мимо дядюшку Тиму. Вскоре большой посудный шкаф, в который я полезла за ложкой, накрыл меня полностью. Снаружи остался только палец.

Таня и Наташа

«Поют сёстры Приходько – Таня и Наташа! Песня о Зое Космодемьянской», – объявила ведущая. В клубе идёт концерт художественной самодеятельности. Песня длинная и очень трогательная. На первых рядах сидят бабушки и внимательно слушают. Многие плачут. А мы поём, поём, держась за ручки. Петь мы очень любили. Мама пела очень хорошо и учила нас запоминать песни. Пела она всегда и особенно любила это делать, когда работой по дому была занята. Белила ли стены, готовясь к очередному празднику, пекла ли хлеб, или усыпляла детей, напевая им колыбельные. Я всегда ей подпевала. Иногда мы даже пели с ней на два голоса. 

За клубом, соорудив импровизированную сцену, деревенские девчонки-подростки  выходили друг за другом на подмостки, объявляли себя и, присваивая незаслуженные регалии в области вокала, пели. Кто как умел, они старательно извлекали из себя звуки мелодий. «Могли бы и меня взять на сцену, я тоже песен много знаю. Я бы не хуже их спела «Пусть всегда будет солнце!» или ту же «Сибирский ленок», – мечтаю я, сидя на скамейке. Уже стемнело. Концерт затянулся, но я не ухожу, так как он мне очень нравится.

Я слушаю и недоумеваю: «А почему Мохова, которая живёт в нашей деревне, уже лежит с каким-то Витькой в сырой земле? Мне кажется, я её совсем недавно видела». Эта сельская модница всегда ходила с чёрным ридикюлем и меховой муфточкой в руках. На голове у неё была менингитка, слегка приукрашивающая умело уложенные колечки волос. Тогда я ещё не понимала, что Серёжка и Витька – это два друга-москвича,  живущие на улице Малой Бронной и Моховой, погибшие в Отечественную, в боях за Варшаву, в районе реки Вислы. «Вот вырасту и буду такая же модная, как Мохова, и обязательно стану певицей». Наконец, концерт закончился. Я ступила в густую, непроглядную тьму и поспешила в сторону дома. «Есть хочется! Может, ещё успею к ужину».

1 сентября 1963 года. Поверх ситцевых платьев надеты белые фартуки – мы с сестрой явились в школу на торжественную линейку. Но нас там никто не ждал. А в школу хотелось очень! Сергей уже учился, и мы с Таней ему завидовали. Мы тихонько пристроились к первоклассникам. Подошёл учитель и спросил: «А вы что здесь делаете?» «Возьмите, пожалуйста, нас в первый класс, мы хорошо будем учиться!» «Идите домой, вам семи лет ещё нет», – сказал он. «Ну, пожалуйста, возьмите!» – заревели мы громко, пытаясь вызвать к себе жалость. «Нет!», – сказал строго Константин Федотович, которого наш брат называл Господином Федотовичем, так как не выговаривал имени, и сопроводил нас домой. В общем, из этой затеи ничего не вышло, и мы переростками в 1964 году пошли в первый класс малосорокинской начальной школы, так как родители переехали к этому времени на постоянное жительство в райцентр. Нам – детям – жалко было покидать красивую деревню  Жидоусово, подружек и всё, к чему уже привыкли. Через несколько дней после того, как переехали в Сорокино, мы с братом сказали Тане, что здесь жить не будем и, преодолев 18 километров пешком,  оказались в пустом доме, где на окне стоял только горшок с геранью, да старая железная кровать. Вскоре приехал с розысками отец и благополучно вернул нас обратно.

Слева направо: тетя Валя с Наташей, бабушка Прасковья с Олегом, мама Александра с Таней и Сергеем

Вечерело. Мама послала меня за хлебом в этот раз почему-то одну. Обычно ходили с сестрёнкой. Подошла к школе, села на поляну, высыпала мелочь в подол платья и стала пересчитывать её. «А вдруг не хватит на шесть буханок?» Долго считала. Уже начало заметно темнеть, а у меня сумма всё никак не сходится с той, которую озвучила мама. Честно говоря, считать я тогда ещё не умела. «Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять, двадцать десять, двадцать одиннадцать…» – снова и снова пересчитывала я. Решив, что на хлеб денег не хватает, тем более уже стало темно, а я плохо знаю эти места, я вернулась домой ни с чем, сказав, что хлеба в магазине нет. Но вскоре была наказана за обман, так как соседские ребятишки вернулись из магазина с хлебом. А в общем-то, мы к обязанностям относились почти добросовестно, если не считать мелкие огрехи. Надо сказать, что с хлебом в 60-е годы было нелегко. Приходилось стоять огромные очереди по несколько часов, иногда даже до потери сознания в прямом смысле этого слова.

«Откройте!!! Ключ от замка над дверью лежит», – кричали мы, тарабаня в оконное стекло пробегавшим мимо нашего дома ребятишкам. Если летом мы могли выставить рамы и вылезти наружу, то зимой этот фокус не проходил. Рамы в окнах на зиму были установлены двойные и хорошо уплотнены замазкой. Смельчаков помочь нам находилось немного, но иногда всё-таки удавалось уговорить кого-нибудь, пообещав взамен подарить игрушку или поменяться чем-нибудь.

 «Наталья, давай босиком побегаем по огороду». «Давай. Кто дальше по снегу пробежит, тот Зоя Космодемьянская». (Насмотревшись с раннего детства приключенческих кинофильмов или фильмов о патриотизме и героизме советских людей, мы примеряли героев на себя.) «Зоя Космодемьянская на самом деле была Таней. А я тоже Таня и запросто могу совершить подвиг», – заявила сестра и шагнула в белый искристый снег. А чем я хуже? Обогнав Таню, по пояс в снегу, я быстро приближалась к концу огорода. Достигнув цели, обернулась и, не обнаружив сестры, поспешила вернуться домой. Ноги щипало от холода, кожа покраснела, хотелось тепла. Но, увы! Дверь была изнутри заперта на крючок. «Открой дверь, я замёрзла!» – прошу я сестру. Но тщетно. «Вот сейчас полы домою и открою», – ответила она мне. (Мытьё полов было её любимым занятием.) «Открой! Я хочу есть!» – застучала я ещё громче. Дверь слегка приоткрылась, из образовавшейся щели Таня сунула мне кусок хлеба, выдавив моё колено, при помощи которого я пыталась вторгнуться внутрь, сказала: «Терпи. Ты ведь Зоя Космодемьянская!» И захлопнула дверь.  

Это было на улице Зои Космодемьянской в доме номер 28, в котором мы тогда проживали своей большой семьёй. 

Слева направо: сестры Елена, Ирина, Татьяна, Наталья

Второй класс. Идёт диктант по русскому языку. Тишина. Анна Борисовна медленно, растягивая слова, читает текст диктанта. При этом она нарочито делает паузы, тем самым подсказывая нам знаки препинания. «Наталья!» – шепчет мне Таня. «Тихо! Что тебе?» «Расскажи случай вчерашний…» «Какой?» «Ну, что не помнишь? Про дядю Тиму». «Нет, не буду». «Ну, расскажи. Ведь смешно же будет», – не успокаивается сестра.  

Два брата, Архип и Тимофей, обладали от природы весёлым нравом и чувством юмора. Они постоянно при нас рассказывали какие-то байки и анекдоты и громко смеялись. А нам куда было деваться? Мы сидели и всё это выслушивали, как говорится, развесив уши.

Я поднимаю руку. «Что, Наташа, в туалет?», – спрашивает учительница. «Анна Борисовна», – громко начала я свой рассказ ни с того, ни с сего. «У моего папки есть брат Тима, так вот, когда они жили в Белоруссии, этот дядя Тима был очень непослушным и часто врал родителям, за что получал от них ремня. Однажды их отец, а наш дед, хотел снять сына с дерева, на которое тот с испуга забрался, но с ним произошёл непредвиденный случай, связанный с детской неожиданностью…» Дальше последовал текст, лишённый всякой этики. Тут класс, как по команде, грохнул от смеха. Казалось, что даже содрогнулись окна и стены этой старенькой деревянной школы. «Садись, Наташа», – приказала учительница, вытирая слёзы смеха из-под очков. Таня каталась по парте и тоже «гыгала», периодически показывая на меня пальцем. Не знаю, почему, но мне почему-то было не до смеха. Вот вам и смешной случай. «Не буду я потакать больше Таньке», – дала я себе в очередной раз зарок. Но, видимо, в силу своего характера сделать мне это не удавалось, и я ещё не раз попадалась на её уловки.

Когда нам было около шести лет, Таня попросила меня искупаться в луже, где плавали гуси. «Покажи да покажи, Наталья, как ты плавать хорошо научилась». Я разделась и, в чём мать родила, нырнула в большую лужу, и стала в ней барахтаться. Сначала мне стучали из дома в окна. Затем, выскочив на улицу и понося меня, на чём свет стоит, хозяева начали сгонять в кучу и возвращать домой разбежавшихся врассыпную гусей, которые до моего заплыва мирно плавали в этой луже. «Ну что кричать-то? Лужи им, что ли, жалко?» – не поняла я тогда этих взрослых людей.

«Наталья, пойдём-ка со мной… Я тебе какую-то тайну расскажу», – заинтриговала меня Таня. Пришли к колодцу, который находился на отшибе, за огородами. «Садись в ведро. Я тебя сейчас опущу в колодец. Ты знаешь, что оттуда снизу видны на небе все звёзды?» Стало интересно. Я покорно села в ведро. С трудом, удерживая металлическую ручку вала, Таня медленно начала опускать меня в жерло колодца. Железная цепь натянулась, ведро противно поскрипывало. Я сидела в ведре, одной рукой держась за цепь, другой отталкиваясь от скользких стенок и пытаясь тем самым удержать равновесие. «Тань, я никаких звёзд не вижу. Только голубое небо, и всё». «Смотри лучше». Но как я не вглядывалась, звёзд так и не увидала. «Ну и фантазёрка же ты, Таня!», – заявила я, когда она меня вытащила из колодца.

В это время родители мирно сидели за обеденным столом, рассуждая о планах на будущую неделю и ничего не подозревая о проделках своих дочек. Позже, при воспоминании об этом погружении, у меня как-то неприятно холодело внутри.

Папа Архип Андреевич, мама Александра Григорьевна, 1954г.

Разглядывая доску почёта прилежных учеников и не обнаружив себя на ней, я задалась вопросом: «А зачем же меня тогда фотографировали?» Заметив в проёме двери учительской Анну Борисовну, поспешила спросить: «Почему меня нет на доске почёта?» Улыбнувшись, она сказала: «Немного подтянешься, тогда и повесим». Я тут же выдвинула ультиматум: «Если не повесите, буду учиться ещё хуже!» Резко развернулась и пошла в сторону класса, где меня ждала сестрёнка. 

Была большая перемена. В кармане фартука гремели два трояка, которые мама дала нам на чай. «Не потерять бы!» – мелькнула мысль. Нащупав их на дне кармана, вытащила и положила в надёжное место – в рот. На пути стоял металлический бак, в котором была питьевая вода. Я подошла к нему, наполнила стакан водой и залпом выпила вместе с монетами. Зашла в свой класс, где заботливо, по-матерински, тётя Клава Чупина разливала в гранёные стаканы сладкий чай и раздавала бутерброды с маслом. Таня ждала меня за партой. «Наталья, ты заплатила за чай? Деньги ведь у тебя!» «У меня их нет! Я их проглотила!» «Как проглотила?!» – округлила она глаза. «А вот так!» – и я ткнула пальцем себе в рот.

В кабинете хирурга мама объясняла ситуацию, произошедшую со мной, а я стояла возле неё и косилась на высокий железный столик. На нём были разложены незнакомые мне инструменты, а также ножницы, металлические коробочки, пинцеты, пузырьки с лекарством и бинты. Испугавшись, подумала: «Сейчас меня будут резать! Это не тот случай, когда без заморозки удаляли шип от боярышника из ноги.  Тогда я терпела, а теперь страшновато. Но если надо, то, конечно, я потерплю». К счастью, всё обошлось без хирургического вмешательства. А на доску почёта мою фотографию всё-таки в следующей четверти повесили. И я заняла своё почётное место рядом с сестрой. То-то же!

«Завтра поедем в лес печь картошку на костре», – предложил кто-то из толпы, состав которой обычно не менялся. «А может, купаться или в колхозные амбары? Горохом и кукурузой пробросаемся». «Нет, лучше в лапту поиграем или в прятки».  «Ура! В прятки!» – и мы рассыпались в разные стороны, оставив «голить» у стены клуба Кольку, местного забияку и драчуна. «Задыхаюсь!» – прозвучал истошный крик, перепугав всю нашу команду. «Вытащите меня отсюда!»– не прекращался вопль. Определив по голосу направление, мы бросились к собачьей будке. Из неё торчала голова и рука какой-то девочки. «Да это же наша Лена! Тоже нашла куда спрятаться!» – недоумевали мы, вызволяя сестру из плена. «Пойдёмте лучше на качелях покачаемся», – поступило очередное предложение. И вот мы, сунув доски между жердей прясла, с замиранием сердца летим вверх и  ощущаем всю прелесть полёта!

Жаркий солнечный  день приближался к своему завершению. Смеркалось. Стало прохладнее. «Таня, Наталья, Лена, Ирина – домой!»–  раздался эхом в тишине мамин голос. «Вот сейчас нам попадёт! Это точно! И почему так время летит быстро? Мы ведь вышли ненадолго погулять, а вот уже и вечер». Взяв в руки вичку, мама гонит нас домой, словно заблудших овечек, и приговаривает: «Вот я вам сейчас всыплю!» «Прости, мы так больше не будем!», – умоляем и обещаем мы на бегу, захлёбываясь слюнями не то от голода, не то от подкатившегося к горлу страха. Но проходит некоторое время, и мы напрочь забываем все свои клятвы и обещания.

Папа, мама, Наталья, Ирина, Елена, Таня

«А ваша Наташка прыгала с крыши и ныряла с моста. А ещё она дралась с мальчишками и бросалась камнями. А ещё… А ещё… А ещё…», – перебивая друг друга, выкрикивает толпа ребятишек. «Ябеды! Мало того, что в клубе каждый день жалуются родителям, портят им настроение, они ещё и домой к нам припёрлись!» – злюсь я. «Поди, опять за кого-то заступалась?» – попыталась выгородить меня мама, поправляя гребёнку на голове. Но вид у неё был суровый. «Нет, они вдвоём с братом приёмы каратэ отрабатывали на пацанах». «В угол!» – указала мне мама в сторону, где уже стоял Сергей, который был наказан за то, что пытался обвести вокруг пальца старьевщика (мы его называли «тряпишник»). Тот собирал по деревне ненужные вещи: бумагу, железо, кости…  Вот Сергей и сунул кирпич «для веса» в связанный узел с тряпками, надеясь взамен получить воздушные шарики. Но был уличён в подлоге. Неестественно тяжёлым показался старьёвщику этот маленький узелок. 

«Мамка, прости, мы так больше не будем…» – из-за угла в голос пообещали мы.

«Ну и хулиганка эта ваша конопатая. И в кого она? Носится с мальчишками. Стреляет из рогатки по бутылкам. Лазит по деревьям. Очень уж она у вас шустрая. А вот та, чёрненькая, тихая и скромная, хорошая девочка»,–  характеризовали нас односельчане.

Воспитываясь в православии, будучи крещёной, мама была строга, но справедлива. Она никогда не сквернословила и не имела вредных привычек. У отца был взрывной характер, но человек он был отходчивый, добродушный и даже где-то сентиментальный. Общаясь со зрителями перед кино, часто рассказывал какие-то небылицы, байки, смеялся и шутил. Воспитать и накормить шестерых детей было нелегко. И родители трудились без отпусков, всецело отдавая себя работе. Готовясь к праздникам, мама усаживала нас всех за большим столом, учила делать пельмени, вареники, пироги. 22 марта мы всегда лепили из теста «жаворонков», а к большому православному празднику – Пасхе с удовольствием красили яйца, украшали куличи. Папа тоже готовил вкусно. Пёк нам белорусские лепёшки и драники. Отсутствием  аппетита никто из шестерых детей не страдал. Мы всё это уплетали с удовольствием. Почему-то всё время нам хотелось есть. 

Дверь в наш дом почти не закрывалась. Люди шли и шли целый день. «Какое кино? Во сколько начало? Расскажите, о чём оно. А дадут ли индийский фильм в наш клуб, который прошёл в ДК?» Надо сказать, в то время зрителей, желающих посмотреть кино, было хоть отбавляй. Иногда клуб не мог вместить всех. Немного повзрослев, мы как могли, помогали родителям. Развешивали афиши, написанные мамой, оповещая о названии и времени начала киносеанса. Бегали в Центральный ДК и носили в авоськах круглые банки с киноплёнкой. А чтобы не было тяжело, делили их между собой поровну и бегом несли в Малосорокинский клуб. Было поздно, но зрители сидели и ждали. Отцу хотелось показать как можно больше хороших фильмов, и он выпрашивал их у директора вне плана. «Даю тебе фильм первой категории (по техническим характеристикам). Смотри, не запори, Архип Андреевич. Я  на тебя надеюсь», – предупреждал тот. Зрители отвечали взаимностью и всегда относились к родителям с уважением. Выходя после кино, обязательно благодарили: «Спасибо! Спасибо! Спасибо!» План всегда выполнялся и перевыполнялся. После киносеанса трудолюбивая уборщица тётя Дуся Волкова тщательно скребла и мыла некрашеные полы. Эта маленькая кроткая женщина за мизерную зарплату трудилась добросовестно, чтобы прокормить свою многодетную семью, кормилицей которой она была одна.

Мама была не только кассиром, а также заведующей клубом и  художественным руководителем. Она умела грамотно поставить работу и с детьми, и с пожилыми. Перед кино устраивала игры, викторины и загадывала загадки. Было очень весело, люди общались. Молодёжь тоже тянулась к ней. В самодеятельности была задействована вся наша весёлая семейка. Пели, танцевали, участвовали в инсценировках. Я иногда прибегала в кинобудку и просила отца показать, как правильно перемотать плёнку, чтобы фильм не получился «вверх ногами». С удовольствием и интересом помогала ему. В 7-м классе в сочинении на тему «Кем я хочу стать?» написала: «Буду киномехаником…» Таня сказала: «Я тоже буду киномехаником, чтобы мне, как папке, зрители говорили «Спасибо!»

Архип и Александра, 1953г.

«Доча, помоги надеть шарф». «Папка, вы опять куда-то уходите?» «Нас срочно вызвали в районный отдел культуры. Мне пришла награда из Москвы – знак «Отличник кинематографии СССР», который сегодня будут вручать», – расплылся в улыбке отец и наклонился ко мне. «А почему всегда тебе шарф я надеваю?» Он колет своей щетиной, от которой у меня горят и без того красные щёки. «Потому, что ты моя доча! Ты ведь на меня похожа?»

В 1974 году, отучившись в г.Тюмени, мы с Татьяной получили права киномехаников. Вернувшись в Большое Сорокино, я стала работать с отцом – помощником киномеханика, а Таня киномехаником в районном ДК. Сергей работал тоже в сфере кино, был ремонтным мастером, а позднее, закончив несколько вузов, директором киносети в Прибайкалье… Младшие сестрёнки – Лена и Ирина также пробовали себя в области культуры, но жизнь внесла свои коррективы. Хочется вспомнить добрым словом работников кино тех советских времён: А.Н.Пирогова, П.М.Козлову, Л.Лебедева, П.П.Стрекаль, П.Антонова, Майера, Г.П.Шушарина, М.М.Цыкалова, В.Банных, В.Г.Нагаева. Эти люди очень много дали нашей стране и государству. Они посеяли в души зрителей зёрна любви, добра, патриотизма. Воспитали не одно поколение порядочных граждан своей страны, которые всегда, если потребуется, готовы на подвиг и самопожертвование ради счастья, мира и жизни на земле.

 «Не ссорьтесь. Живите дружно. Вы ведь родные», – напутствовала мама. Она с гордостью говорила: «У меня хорошие дети. Дай Бог каждому таких!» Отец из жизни ушёл рано. Видно, голодное, нелёгкое время, проведённое в блокадном Ленинграде, дало о себе знать. Мама пережила его на двадцать четыре года и оставила нас одних на этой грешной земле в возрасте 83 лет. Конечно, мы уже не маленькие, но как хотелось бы ещё хоть чуть-чуть побыть детьми. Ведь для родителей даже взрослые дети всегда остаются таковыми. Скоро я вновь поеду в Большое Сорокино, чтобы поклониться могилам любимых родителей и милым сердцу местам. Мы, их дети, очень благодарны им за наше незабываемое и по-своему счастливое детство. 

И вот уже в статусе мамы и бабушки с большим жизненным багажом за плечами я стою на сцене перед именитым и строгим жюри. Ведущий объявляет: «Поёт лауреат и дипломант конкурсов вокального искусства…» Звучит музыка, и я начинаю:

А в сознании пролетают события тех давних лет… Вот я с белыми, как лён, волосами бегу по ромашковому полю с ребятнёй. А вот мчусь по дороге с отцом на мотоцикле, обвив его руками. А вот ныряю с крутого обрыва в реку…

Сестры от старшей до младшей (слева направо): Наталья, Татьяна, Елена, Ирина