3 апреля клуб «Гармония» Западно-Сибирского землячества провёл очень интересную и полезную встречу, посвящённую чтению литературных произведений, написанных его членами в рамках ранее объявленного конкурса под названием: «О детстве сердцем говорю». На чтение были приглашены журналисты и члены Союза писателей России из литературного клуба «Северное сияние». Более трёх часов, сменяя друг друга, авторы без перерыва читали свои произведения. В основном, это были дебютанты. Но сразу скажу – их работы достойны высокой похвалы. Такой вывод я сделал после того, как во время чаепития уважаемые профессионалы, Лидия Уланова и Любовь Чекалова, детально, по косточкам разобрали каждое произведение и высказали не только критические замечания, но и дали каждому автору полезные советы. 

И как всегда бывает, аппетит приходит во время еды. У членов клуба появилась потребность в продолжении творческого эксперимента. Как он будет выглядеть и называться, сказать пока сложно. Но то, что это произойдёт, сомневаться не приходится. Так уж мы устроены,  сибиряки – земляки.

Все фотографии->>

P.S. от Общественной редакции:

Дорогие земляки! Сегодня на нашем портале стартует рубрика конкурса «О детстве сердцем говорю». Серию публикаций рассказов открывает дебютантка Александра Долгих.

***

О детстве сердцем говорю

Есть в Сибири город. Удивительный! Имя ему – Тобольск! Мне посчастливилось родиться, расти и учиться в этом прекрасном сибирском городе. 

«Кто хочет видеть нечто прекрасное в натуре, тот поезжай в Тобольск».

С 1966 года я в Москве, но родной Тобольск яркой страницей живёт в моём сердце. Помню всё: родительский дом, каждую тропинку, как трещит Иртыш во время ледохода, наталкивая друг на друга огромные льдины, хвойный лес вокруг «лысой» горы Сузгэ, морозы минус 40 зимой и летнюю жару тоже 40, но с плюсом. Ждала каждый год очередной отпуск и отправлялась всей семьёй в Тобольск.

Наконец-то впереди появился высокий песчаный правый берег Иртыша. Колёса поезда застучали звонче, замедлив ход. Мы едем по мосту через реку Иртыш. Прильнув к стеклу вагонного окна, разглядываю причал Тобольского рыбзавода. Рыболовецкие судёнышки, покачивающиеся на волнах, и производственные цеха.

Вот наш дом, в котором наша многодетная, дружная и счастливая семья жила с 1953 года. Брёвна дома почернели, деревянные тротуары сгнили, калитка покосилась, а хозяйственные постройки во дворе, потрёпанные зимними вьюгами и летним палящим солнцем, всё ещё стоят на своём привычном месте…

Часть первая 

В памяти всплывает летний солнечный воскресный день, не предвещающий ничего плохого. А события развивались так стремительно, что осознать, оценить происходящее я не успевала. Мне было 6 лет. В школу меня не записали по причине того, что до 7 лет не хватало 20 дней. И беззаботное детство продлилось ещё на целый год.

Конечно, мелкие поручения родителей по хозяйству я выполняла. Однажды, спустившись с крыльца, направилась к сараю за дровами. Самым большим препятствием на пути был, конечно, петух. О его неуравновешенном характере знали все домочадцы и соседи. Заметив «жертву», он принимал бойцовскую стойку, клевал за ноги, руки, даже умудрялся взлетать на спину или плечи. Родителям тоже доставалось от него. Отец ловко скидывал забияку с плеч, мама боялась и требовала: «Петуха в суп!». Но уж больно хорошо он справлялся со своими прямыми обязанностями, и наша семья всегда была обеспечена свежими куриными яйцами.

Подойдя поближе к курятнику, я посмотрела в сторону петуха, который усердно разгребал лапами мелкую солому, разыскивая осыпавшиеся зёрнышки, и не обращал на меня никакого внимания. Я осмелела и пошла выполнять поручение родителей.

Внезапный прыжок петуха на голову привёл меня в ужас! Обхватив крыльями мою голову, он со всего размаху клюнул меня в щёку чуть ниже правого глаза. Я дико закричала – «А-а-а…» – и, схватившись рукой за щёку, по которой стекала кровь, бросилась к крыльцу.  

Насколько коварным и «разумным» был этот петух! Поняв, что перешёл предел дозволенного, ещё до появления родителей, выбежавших на мой крик, вытянув шею вперёд, как трубу, хлопая себя крыльями по бокам, хриплым голосом издавая непонятные звуки, он бегал по двору, перелетая через препятствия, встречающиеся на пути. 

Высказать словами родителям встречу с петухом у меня не было сил, и я указательным пальцем показала на моего обидчика. Они  бросились ловить пернатого «агрессора». 

Я сидела на крыльце дома и продолжала рыдать, размазывая по щекам кровь, слёзы и сопли. Наблюдая за происходящим, не понимала – реву  от боли или испуга. 

Проворней была мама. Она всем телом упала на петуха и, схватив его за лапы, передала отцу. Он решительно направился к сараю, чтобы взять топор. Петух изворачивался, крутил головой, пытался дотянуться до руки, чтобы клюнуть и не допустить самосуда.

Не раздумывая, отец положил голову петуха на пенёк и тюкнул топором. Первая попытка не удалась. Лезвие отсекло кусочек красного, роскошного гребня. Растерянный отец выпустил петуха, и тот вновь стал бегать по двору, хрипеть, разбрызгивая капельки крови во все стороны. 

У меня уже не болела щека, исчезли слёзы и сопли, тем более, что рядом со мной уселись на крыльце мои две младшие сестры и брат.

Шура Енбаева, г.Тобольск, 1954г.

Вторую попытку доверили маме. Она взяла петуха за лапы, и как чёртово колесо, начала его раскручивать на высокой скорости. Голова у петуха закружилась, он обессиленный упал на землю. 

На обед был куриный суп. Все ели с большим аппетитом. А я сидела за столом с красными, заплаканными глазами, с наклейкой на правой щеке, и мне совсем не хотелось есть. Отец старательно подхваливал обед, пытаясь меня подбодрить, но от нервного напряжения я была сыта по горло. 

Долго ещё, выходя во двор, я глазами искала нашего красавца – петуха. Он был с необычайно большим ярко-красным гребнем, тёмно-синими, фиолетовыми и малиновыми перьями, лоснившимися каким-то необычно перламутровым светом, а его высокий хвост, как у павлина, дугами перьев касался земли.  

Часть вторая

Семья наша была дружная. Родители трудоголики. И несмотря на то, что через каждые полтора года у меня появлялась сестрёнка, а не брат, – их это ничуть не расстраивало. Не принято было нас поглаживать, расцеловывать. Встал на ноги, пошёл – член семьи! Любое дело без участия детей родители не начинали выполнять. Разговаривали с нами, как с равными, по-взрослому. Никогда не ругали, а тем более не наказывали. Уроки социума получали в семье. Отец коммунист, честный, справедливый, в меру замкнутый. 

Но некоторые законы бытия мы получали извне – запоминали на всю жизнь.

Дом Шуры. Сузгун, 1964-1965 годы

Делать нечего! Успокаивая себя тем, что поездка займёт всего одну неделю, а прогулка на речном трамвайчике доставит массу впечатлений, мы с Олей начали собираться. Надели новые платья, которые мама шила нам периодически из ситца по одному и тому же лекалу, заплели косы, надели жёлтые сандалии и пошли на пристань рыбзавода, куда в полдень причаливал беленький речной трамвайчик.

Проворный матрос сбросил трап, по которому мы взобрались на судно и уселись на верхней палубе. Пассажиров было немного, да и те попрятались в каюте трамвайчика. Капитан дёрнул за верёвку, мотающуюся в рубке перед самым его носом. Прозвучал пронзительный гудок, оповещающий об убытии нашего белого теплохода. Матрос ловкими движениями смотал канат с кнехта, забросил его на носовую часть палубы, и наше путешествие началось. 

Медленно покачиваясь, словно нехотя, трамвайчик начал отрываться от причала. В машинном отделении загудел двигатель, и по всему корпусу судна пробежала лёгкая дрожь. «Полный вперёд!», – скомандовал капитан. Винт, с силой закручивая и вспенивая воду за кормой,  стал выталкивать её из-под теплохода веером вправо и влево. Бакены качались на волнах, словно подпрыгивая. То поднимались на самый гребень, то ныряли между ними.

На песчаных участках берегов купались ребятишки, доносились их крики и смех. Рыбаки медленно плыли по течению на лодках с выброшенными сетями.

Иртыш в сторону Севера

Оказавшись на берегу, бегом побежали туда, куда нас направили на откорм. 

Немного потоптавшись у закрытых ворот, я повернула чугунное кольцо, висевшее на калитке, вправо, калитка со скрипом открылась внутрь. Куры, гуси, утки копошились во дворе, отнимая друг у друга кусочки хлеба и мелко нарубленную крапиву.

Поднявшись по высокому крыльцу, выкрашенному масляной краской, мы вошли в дом.

«Здравствуйте»,  – поприветствовали мы с Олей тётю Дашу и её мужа. Пожелания здравствовать в ответ мы не услышали. Тётя Даша рукой указала на сундук огромного размера, стоящий у входной двери, буркнула: «Тут посидите». Мы с Олей взобрались на указанное нам место, свесив ноги, стали ждать дальнейших указаний. Тётя Даша входила в дом, снова выходила, молча вносила какие-то вёдра, горшки, наливала и переливала воду и, когда совсем стемнело, затрещали в печке дрова, в чёрном чугунке забулькала вода, и по запаху мы поняли, что варится картошка. 

Дальше пошла беседа: «Идите кушать». Мы сели за стол, нам с сестрой налили по кружке молока и дали варёной картошки. Беседа продолжилась: «Спать будете здесь». Тётя Даша указала на большую железную кровать на панцирной сетке, стоящую у входной двери, напротив уже обжитого сундука.   

Мы с Олей шмыгнули под толстое одеяло и затихли.

Непонятное состояние охватило всё моё тело, оно не было похоже на усталость или обиду. Я пыталась напрягать мозги, чтобы разобраться, что происходит. Пустота. Все впечатления от поездки на белом речном трамвайчике стёрлись из памяти и улетели куда-то далеко, далеко. А сейчас пустота! 

Понимала, что и Оля тоже не спит и думает о том же самом: «Не нужны нам молоко, сметана и творог! Мы хотим как можно быстрее исчезнуть из этого чужого дома!»

Не обмолвившись за всю ночь с сестрой ни единым словом, мы кожей поняли друг друга. Решение было принято единогласно –  «Домой!»

Тихо выскользнув из-под одеяла одновременно, мы вышли на улицу, и сколько было сил, бросились бежать на берег Иртыша, зная, что наше транспортное средство рано утром проходит этот причал в обратном направлении.

Реакция отца на наше появление была предсказуемой – глаза его округлились, задавать вопросы, на которые знал ответ, он не стал. А мы снова окунулись в привычную, полную радости, покоя и понимания жизнь в семье. 

Часть третья   

Голый мыс

Из разговора родителей я поняла: мне предстоит поход в лес. Да и задачу я представляла, но не очень чётко. Отец сказал: «На улице мороз. Оденься теплее, пойдём в лес». Понимая, что это не прогулка для катания на санках, я одела шаровары, сшитые мамой из тёмно-синей фланели, валенки, пальто, шапку, рукавицы и была уверена, что никакой мороз мне не страшен.

Дойдя до опушки леса, отец привязал лошадь к дереву у дороги, а сам полез по снегу искать насечки лесника, которые означали, какое дерево можно пилить. «Иди по следу», – крикнул отец. Пыталась идти по следу, но, в основном, ползла. Взобравшись на ствол лежащего рядом дерева, мы начали пилить. Вернее, это было сложно назвать словом «пилить». Просто я держалась за вторую ручку пилы и не давала ей вихляться из стороны в сторону. Допилили до середины ствола - пилу зажало. Поняв, что помощница не очень-то оправдывает надежды, отец со словами «Тяни!» с  раздражением резко дёрнул за ручку, и я так же стремительно слетела с бревна, на котором не стояла, а балансировала, как курица на нашесте, и оказалась по пояс в снегу. Лицо у отца не было сердитым, а скорее ему хотелось засмеяться над лесорубом. Я снова встала на место и изо всех сил стала тянуть пилу к себе. Ствол затрещал, медленно стал наклоняться, рухнул верхушкой к дороге, комель подпрыгнул, стукнул дважды по пеньку и затих. Так ползая по снегу, мы спилили три  дерева. Шаровары мои стали совсем мокрые, прилипли к ногам, и от них шёл пар. Я выползла по снегу на дорогу, где стояла лошадь, а отец начал обрубать сучья и поочерёдно вытаскивать стволы деревьев. 

Вначале я пританцовывала, притопывала, прихлопывала руками, а после начала постукивать зубами. Шаровары замёрзли, и на них можно было отбивать барабанную дробь, а при малейшем движении они гремели, как кровельное железо.

Наконец, основная работа по заготовке части строительного материала для будущего дома была закончена. Отец засунул топор за пояс, прикрепил пилу-двухручку на боку лошади и, удостоверившись, что я уже посинела от холода, скомандовал: «Беги впереди лошади!»

Тяжело дыша, лошадь иноходью потянула за собой три бревна. Она громко фыркала мне в затылок, нервно открывала пенистый рот, оголяя зубы и красные дёсна. Не ощущая холода, с чувством гордости от сопричастности к этому важному делу я бежала впереди неё.

На улице уже стемнело. В доме топилась печка и, усевшись у её дверки, я стала выцарапывать из чёлки сосульки, намёрзшие за время «рабочего» дня в лесу.

Родители научили меня трудиться, не ныть, не пасовать  перед трудностями, а преодолевать, любить и радоваться мелочам.

Воспоминания моего детства бесконечны! А эти рассказы – только их малая часть, которую хочу закончить словами М.Рябинина из песни В.Шаинского «Родительский дом»: