Всё стремительнее уходит в глубину истории самая  кровопролитная  и разрушительная война двадцатого века, и всё меньше и меньше остаётся в живых тех, кто семьдесят лет назад вернулся домой победителем. Тяжело это осознавать, а ещё тяжелее понимать то, что ты не успел с этими людьми поговорить по душам и расспросить об их ратных подвигах, за которые они получали боевые награды.

Вася Долгих с соседкой Таей Стрельцовой, 1952г.

Я родился в Тюменской области в небольшом районном центре под названием Большое Сорокино. Обыкновенное село, каких на Руси тысячи, и с такой же нелёгкой судьбой. Основным занятием населения являлось и является сельское хозяйство. В период самодержавия в нём проживали в основном зажиточные крестьяне. В редкой семье было меньше двух пар рабочих лошадей и породистой выездной. А кроме этого, с десяток голов крупнорогатого скота, табун овец и другой живности. И даже тогда, когда в 1914 году из села ушли воевать на германский фронт более трёхсот молодых мужчин, уровень жизни граждан не понизился. В жизни села всё стало резко меняться после Октябрьского государственного переворота в 1917 году, и не в лучшую сторону. Вначале крестьян разоряли, а некоторых уничтожали физически, карательные отряды белогвардейского адмирала Колчака, затем с осени 1920 года по март 1922-го их обирала до нитки продразвёрстками советская власть, что в конечном итоге привело к крестьянскому восстанию на территории трёх губерний и повлекло за собой огромные человеческие жертвы. А докончили чёрное дело - голод, болезни, коллективизация и репрессии. Все эти события вычеркнули из списка живых села и волости в общей сложности более двух тысяч человек.

Но не успело село оправиться от понесённых потерь, как страна оказалась в очередной страшной беде. И эта беда касалась уже каждого её гражданина. На фронтах Великой Отечественной войны из села и района воевало 3443 человека, из них 17 женщин. Домой не вернулось 1876 человек, или почти шестьдесят процентов! Это притом,  что в селе и районе до войны проживало не более двенадцати тысяч человек. Слёзы горя потерявших близких и родных нескончаемым потоком текли во всех селениях и не прекращались годами. Родители и солдатки, получившие на руки извещение с неопределённым текстом: «Ваш сын или муж пропал без вести», до конца своей жизни ждали его возвращения. А вот слёзы радости длились недолго. Некогда было мужикам праздновать встречу, необходимо было закатывать повыше  рукава и включаться в привычный крестьянский труд, чтобы освободить от него стариков,  женщин и детей, выполняющих его на протяжении четырёх военных лет. Сняв ордена и медали с гимнастёрок, пропитанных потом и кровью на полях войны,  победители продолжили совершать в них подвиги уже на полях мирных.  Судьба оказалась благосклонной и к моему отцу. А через два года, после окончания войны появился на свет и я. К сожалению, узнать из уст отца, где и как он воевал, я уже не успел. Сам он не заводил со мной разговоры на эту тему, а я не задавал ему такие вопросы по причине юного возраста и подросткового максимализма. Ну, а когда созрел до того, чтобы выслушать отца и вместе с ним пройти по памяти о страшной войне, его не стало. Несомненно, отцу было о чём рассказать и чем взбудоражить моё воображение. Небольшая деревянная шкатулка, лежащая в тумбочке, была заполнена боевыми наградами, у каждой из которых имелась своя история. И только совсем недавно, на сайте «Подвиг народа в Великой Отечественной войне 1941 – 1945г.г.», я прочитал краткое описание того боя, за который отец получил первую медаль «За боевые заслуги». В нём говорилось: «Долгих Фёдор Емельянович, награждён за то, что он в бою 27.10.43г., отбивая контратаку немцев на правой стороне Днепра, лично сам из своего оружия уничтожил 3х фашистов. Смелый воин. Приказ №48 по 933 стрелковому полку, 254 стрелковой дивизии, 52 армии Степного фронта. Стрелок 3-й стрелковой роты». 

Друзья Слева направо: Коля Сошнев, Витя Фирулев, Вася Долгих, 1959г.

К великому сожалению, такое «невежество» к подвигам своих предков не только я проявлял. Практически все мои сверстники и молодёжь постарше страдали этим «недугом». Сейчас, по прошествии десятилетий, трудно ответить однозначно на вопрос: «Почему это так происходило?» Скорее всего, потому что, проживая среди настоящих героев, вернувшихся победителями домой, мы их не видели таковыми, а увлекались книжными. Думаю, что не последнюю роль сыграла в этом школа, которая, выполняя учебную программу, главное внимание уделяла разрекламированным героям, и абсолютно не рассказывая о подвигах односельчан, живущих с нами рядом. Была в этом «вина» и самих победителей. Навоевавшись и насмотревшись ужасов войны, они не любили вспоминать о том, что с ними происходило в течение четырёх лет на фронте. И только иногда, в период душевного подъёма или во время встречи с однополчанами, бывшие фронтовики позволяли себе этот разговор, который, мы, дети, воспринимали по-будничному и не особенно вникали в его содержание. Мы и мысли не допускали, что наши близкие или просто односельчане могли совершать подвиги, равноценные Александру Матросову, Алексею Маресьеву, разведчику Кузнецову,  лётчикам – ассам Покрышкину и Кожедубу.  Но, как показало время, это было наше непростительное заблуждение. Среди родственников и односельчан были такие воины, о храбрости которых можно и нужно было и книжку писать, и фильм снимать, и легенды складывать. Теперь я твёрдо уверен в том, что каждый, кто принимал участие в Великой Отечественной войне, независимо от его должности и звания, был и останется навсегда героем нашей страны и нашего народа. Такими же героями, но только трудового фронта, имеют полное право считаться все те, кто не покладая рук, не жалея сил и здоровья, сутками напролёт ковал эту победу в тылу. 

Первый наглядный урок духовной «близорукости» я получил в семьдесят пятом году, в канун тридцатилетия Победы. Будучи уже женатым человеком и имеющим сына, в это время я с семьёй находился в городе Тобольске в гостях у родителей жены. Я, конечно, знал, что и тесть, и тёща были участниками войны, имели боевые награды, но по старой порочной привычке, не интересовался тем, где они воевали и за что их получили. Неожиданно, дней за десять до 9 мая, в их частном доме появился корреспондент местной газеты «Тобольская правда» и приступил к выполнению задания редакции.  Разговор, естественно, пошёл о событиях прошедшей войны. Если честно, то в начале беседы я даже не узнал своего тестя. Всегда собранный, слегка суховатый и решительный, он вдруг растерялся, застеснялся и на некоторое время замкнулся в себе. Заметив это, я решил не мешать корреспонденту брать интервью и вышел на улицу. Примерно через час дом покинул и корреспондент. Какой между ними состоялся разговор, я узнал только в канун самого праздника из статьи под названием: «В бою и в труде». Она состояла из короткого воспоминания тестя об одном из множества боёв, а также комментария корреспондента.

« - Всё дальше в историю уходит война. Но время только ещё зримее подчёркивает бессмертие Победы. Порой начнёшь вспоминать минувшее, - снова и снова думаешь, какой же великий подвиг совершил тогда наш народ. Делали, казалось, невозможное…

Иван Прокопьевич замолчал, задумался, машинально притронулся к ноге: не у него одного к перемене погоды ноют давнишние раны.

…Тогда тоже была весна, и люди связывали с ней надежды на близость Победы и отдавали во имя её и силы и жизни. Смертельно раненый фашистский зверь отчаянно сопротивлялся.

Неподалёку от озера Балатон батальону, в котором старший лейтенант Енбаев командовал ротой, надо было форсировать канал. Бойцы успели начать переправу, успели даже навести понтонный мост, когда враг, увидевший угрозу окружения, обрушил на них танки, артиллерию, пехоту, авиацию. Но ничто не помогло гитлеровцам. Переправу удержали до прихода подкрепления. Но дорогой ценой - от нашего батальона осталось 16 человек. Заменивший убитого в самом начале боя комбата Енбаев попал в госпиталь с пробитой осколками мины ногой. 

Орден Красной Звезды - память об этом бое. Последняя награда и последнее ранение в войне.  

А до этого была служба на Дальнем Востоке. В 1943 году часть, где служил Енбаев, перебросили на Запад. Югославия, Австрия, Румыния, Венгрия…

- Никогда не забуду, как нас, освободителей, радушно встречали там простые люди,- вспоминает Иван Прокопьевич. – Выпрашивали звёздочки с наших пилоток, с гордостью прикалывали их на грудь.

Немало довелось повидать и испытать Енбаеву. Но вот кончилась война, и вернулся он в Тобольск, где молодым парнем учился в рыбном техникуме. С тех пор на Тобольском рыбозаводе и трудится так же самоотверженно, с такой же отдачей сил и знаний, как воевал когда-то.

А должность у Ивана Прокопьевича беспокойная - он начальник Сузгунского участка по добыче и переработке рыбы. Это значит - каждодневно составлять продуманные планы и обеспечивать всё необходимое для успешной заготовки рыбы, вовремя принять её от рыбаков, вывезти и переработать.

Скромным, инициативным, прекрасным знатоком своего дела – таким знают его на заводе, бывшего защитника Родины, коммуниста Ивана Прокопьевича Енбаева. Недаром его портрет - на городской Доске почёта.

В. Гуреев».

Прочитав статью, я даже вздрогнул. Только шестнадцать человек от батальона осталось! Это от пятисот-то бойцов! Каким же нужно быть храбрым воином и патриотом своей страны, чтобы, пройдя сотни вёрст по полям сражений, в марте, за два месяца до Победы погибнуть далеко от своей малой родины. Не остыв ещё от изумления, я выбрал подходящий момент и уже сам стал расспрашивать тестя о его боевом пути. Но, к моему сожалению, большого разговора не получилось. Вспоминать о страшном кровопролитии и о гибели своих товарищей по оружию Иван Прокопьевич не хотел, впрочем, как и все настоящие участники войны. Рассказав скупыми казёнными словами о некоторых эпизодах военных будней, он замолк. Тогда я спросил: «Как  так могло случиться, что во время форсирования канала погиб почти весь батальон? Наверное, как-то можно было  избежать таких потерь?» Тесть внимательно посмотрел на меня, грустно улыбнулся и ответил: «Почти весь состав батальона состоял из сибиряков. А сибиряки пятками вперёд ходить не умеют. Запомни это». 

И я запомнил эти слова на всю жизнь. Они помогали, и помогают мне до сих пор в самые трудные жизненные моменты.

Наталья Сукрут

Чуть позже, тоже из печатного издания, я узнал и о военных подвигах своей тёщи. Вырезку из Львовской газеты со своими воспоминаниями о войне Наталье Трофимовне  (в девичестве Сукрут) прислала её подруга и землячка Галина Никаноровна  Павлинова (Чешко), которая к тому времени стала заслуженным учителем УССР, директором Львовской средней школы №50, депутатом городского Совета. В мирные дни она была награждена Орденом Трудового Красного Знамени. Её портрет по решению Совета Министров УССР и Украинского республиканского совета профессиональных союзов установлен на Аллее трудовой славы, на Выставке достижений народного хозяйства Украинской ССР.

«…до Днепра оставались считанные километры. Гитлеровцы неистовствовали. Днём и ночью ревели бомбардировщики, швыряя тысячи тонн металла на левый берег реки.

Перед самым штурмом Днепра нашу санитарную роту расположили в роще, возле небольшого ручья. Только успели натянуть палатку, как сплошным потоком стали поступать раненные.

Третьи сутки не спала врач Нина Дивакова, медицинские сёстры от усталости едва держались на ногах, Наташа Сукрут и Тоня Савельева бинтовали раненных. Я взяла ножницы, чтобы разрезать бинт. Гул самолётов над головой становился всё сильнее. Бежать в укрытие? Но как, если перед нами тяжелораненый –сержант, который уже и стонать перестал. Вздрогнула земля. И всё исчезло. 

- Ой, ноги, ноги…

Не сразу я поняла, что палатка сорвана взрывом бомбы с кольев, и накрыла нас всех. Потом вспоминала: в руках ножницы, - распорола брезент. Рядом с собой увидела Тоню Савельеву. Осколок пробил ей висок, только капелька крови выступила из под кудрявого  завитка волос. Лежит, как живая.

Врачу Диваковой перебило осколками обе ноги. Погибли Шура Литвинова и Мария Никонова. Они упали возле повозок с аптечными материалами. Сюда и угодила бомба. А деревья вокруг стояли белые, в развернувшихся бинтах, разорванных хлопьях ваты…

Днепр форсировали в районе Вышгорода. Здесь, на маленьком отвоёванном пятачке, санитарной роте приходилось и раненных перевязывать, и отбивать атаки врага. Свои первые награды я и мои подруги получили именно за форсирование Днепра.  Медаль «За боевые заслуги» была вручена и Наташе Сукрут. Затем были бои за Киев, за Белую Церковь и за Умань, на подступах к которой наш командир, капитан Чучилин поручил нам эвакуировать в тыл 15 тяжелораненых. 

Бой за город был трудным. Нелегко было определить, где свои, где чужие. Группу неожиданно засекли гитлеровцы. И тогда мы приняли смелое решение: своим огнём прикрыть отход раненых. Спасли тогда всех пятнадцать. 

Благодарности за форсирование Буга, за выход к реке Прут, за румынский город Сату-Маре…

В боях за венгерский город Мишкольц командование нас отметило очередными наградами.

Тяжёлые это были дни. Ежедневно к нам поступало до пятисот раненых. Не хватало перевязочного материала. Приходилось снимать бинты с мёртвых, стирать, сушить и вновь их использовать. А некоторые тяжелораненые, чувствуя свою обречённость, просили: «Сестрички, не тратьте на меня лекарство и бинты. Всё равно я уже не жилец. Спасайте других». Но сестрички, ласково, как могли, отвечали: «Рано ты себя, боец, хоронишь. Мы с тобой ещё на венском балу не танцевали», и продолжали свою работу. «Девчата - убеждал командир - идите, хоть часок отдохните», но кто знает, вдруг именно в этот час понадобится наша помощь, и мы не уходили. Да и отсылающий нас отдохнуть Борис Васильевич сам не отходил от хирургического стола, отвоёвывая у смерти ещё одну жизнь.

Во время операции и настигла его вражеская граната. Случилось это 19 апреля 1945 года. До Победы оставалось 20 дней!

А «отцу», капитану Чучилину, тогда было всего двадцать три. Но он как-то забыл об этом. За плечами уже был Московский медицинский, впереди  – нелёгкий труд военного врача и ответственность за нас, круглолицых девчонок, на которых обрушилась жестокость войны.

Мы восхищались своим командиром. Больше всего любили, когда приходила почта, и капитан получал письмо от жены. Он как-то рассказал нам, что познакомился со своей будущей женой Ниной … в первом классе, когда их посадили за одну парту. Мы видели, как светлело его лицо, когда читал он письмо, и мечтали, вздохнув украдкой, что может быть, и в нашу жизнь придёт такая же прекрасная любовь. Но видели мы и другое: как во время переправы через Днепр наш командир во всём снаряжении, не раздумывая, вошёл в ледяную воду и передвигал плот, держась за канат своими драгоценными руками хирурга…

Больше всего нам хотелось быть вот такими же, как он, бесстрашными.

Мы, белолицые, чернобровые – чистые лебёдушки, как называл нас командир, двадцатилетние украинские девчонки - санитарки всегда спешили к раненым. В изодранных осколками шинелях ползли, вдавливаясь то в снег, то в грязь, то в шершавые комья земли. Научились не терять сознания при виде страшных, развороченных ран, окровавленных тел. Научились перевязывать, перетаскивать, успокаивать, ободрять, утешать… И только одному так и не смогли научиться – брать без дрожи в руках документы у тех, кому уже нельзя было помочь».

Отгремели салюты Победы. Оставшиеся в живых санитарки - лебёдушки разлетелись по своим родным краям, чтобы начать новую мирную жизнь. Вернулась в свою тихую Нижнею Сыроватку, что на реке Псёл недалеко от города Сумы, и Наташа. Но ненадолго. Так распорядилась судьба, что после окончания войны, 626–ой гвардейский стрелковый полк 151–ой стрелковой дивизии, в котором служил Иван Прокопьевич Енбаев, был расквартирован на территории её села. Вскоре они познакомились, и бравый старший лейтенант предложил ей руку и сердце. Немного поколебавшись, она дала согласие. Но категорически воспротивился этому её отец - Трофим Тимофеевич Сукрут. Ему не хотелось отпускать младшую дочь от себя, тем более в какую-то Сибирь. Однако, присмотревшись к будущему зятю, со скрипом в сердце согласился. По-видимому, статный бравый старший лейтенант, которому было двадцать девять лет, произвёл на него хорошее, надёжное впечатление.

Иван Енбаев

Оказавшись в суровом сибирском крае, фронтовичка с первого взгляда влюбилась в него. Огромные просторы тайги, простирающиеся вплоть до тундры, могучая река Иртыш и несметное количество озёр завораживали украинскую девушку своей красотой. Вскоре и первая дочка на свет появилась. А после неё ещё три и один мальчик. И, как следствие, на груди засверкал заслуженный орден «Мать-героиня». Так что забот стало, хоть отбавляй. Часто, на родительских собраниях, учителя просили её: «Наталья Трофимовна, раскройте секрет, как вы смогли таких прилежных и активных учениц воспитать? Поделитесь опытом». На что та спокойно отвечала: «Нет у меня никакого секрета. Просто, доверяю им».  Да и не могли её дети быть другими. Сам семейный уклад воспитывал их трудолюбивыми, прилежными и очень ответственными. Непререкаемым авторитетом для них в первую очередь был отец. Он никогда не повышал на детей голос, не читал нотации, но, работая сам во всю силу без остатка, Иван Прокопьевич и им привил потребность в этом. Кавалер ордена «Знак Почёта», он был настоящим трудоголиком. Имея служебную жилую площадь, тесть почти в одиночку построил на правом берегу Иртыша свой, очень светлый и просторный дом. Однажды, когда я спросил, зачем он его строил, Иван Прокопьевич не секунды не задумываясь, ответил: «Я ещё на войне решил, что если останусь живым, то обязательно создам большую и крепкую семью и поставлю дом на берегу родной реки». И ещё бывший фронтовик любил париться. В рыбацком посёлке среди мужиков даже шутка ходила: «Если хочешь спокойно попариться, то успевай в баню, пока Иван Прокопьевич там не появится. Набздаёт на каменку так, что даже на полу уши трубочкой скрутятся». У тестя и своя баня была, которую он топил только сам. А в общественную ходил больше для того, чтобы от рыбаков своей бригады не отрываться. 

Так случилось, что мы с ним закончили один и тот же рыбопромышленный техникум. Он в 1936, а я в 1966 году. Поэтому нам было проще общаться и лучше понимать друг друга. И как только Иван Прокопьевич узнавал, что во время отпуска мы собираемся приехать к нему в гости, сразу же готовился к встрече: ремонтировал рыболовный инвентарь и выставлял на Иртыше фитили. В доме и без этого не переводилась рыба, но ему хотелось обязательно угостить свежей стерлядкой, нельмой, или на худой случай муксуном. И вообще, Иван Прокопьевич и Наталья Трофимовна были гостеприимными хозяевами. Почти ежегодно к ним в гости из разных уголков страны приезжали однополчане и дальние родственники. В такие моменты Ивана Прокопьевича словно подменяли. Выпив сто граммов водки за бойцов, не вернувшихся с войны, сто граммов за здравствующих боевых товарищей и сто для аппетита, он брал в руки трофейный аккордеон, садился напротив большого зеркала и начинал играть. Наталья Трофимовна тут же присоединялась к мужу и красивым грудным голосом с большим удовольствием исполняла украинские песни. Такая душевная гармония сопровождала эту пару почти сорок пять лет.

Несмотря на загруженность на работе, тесть никогда не терял нити с политической жизнью страны. Он постоянно читал передовицы, обводил карандашом спорные или понравившиеся абзацы, делал заметки на полях журналов и газет и нередко выступал с краткими докладами о международном положении перед коммунистами первичной организации рыбозавода. Он ко всему и всегда относился очень серьёзно, как и подобало человеку, прожившему и познавшему всю трагедию Великой войны. 

Последний раз при его жизни в Тобольске я был в 1988 году. Тогда бурным цветом расцвели  горбачёвские «плюрализм»,  «гласность», «перестройка», борьба с пьянством и так далее. Тесть очень тяжело переживал за происходящие в стране события. Посмотрев очередную передачу о пребывании Генсека ЦК КПСС в капиталистической стране, где тот учил местных жителей демократии и новому «мышленью» и рассказывал о позитивных изменения в жизни граждан своей страны, Иван Прокопьевич, не обращаясь ни к кому, произнёс: «Вместо того, чтобы, не покладая рук, трудиться на благо отечества и своего народа, он учит других, как надо жить». И немного помолчав, с болью в голосе добавил: «Всё. Погибла страна. Что я теперь скажу тем, кто полёг на полях войны? Как смогу объяснить им, почему не смог сберечь страну, за которую они сражались?» А когда я, решив оторвать его от тяжёлых мыслей и поднять градус настроения, пошутил: «Отец, ты ведь коммунист большевистской закалки, а значит, сознательный атеист. Неужели веришь в загробную жизнь?»  Иван Прокопьевич посмотрел на меня холодными глазами, но ничего не ответил. И только чуть позже он громко, словно на плацу перед строем бойцов, произнёс: «Храбрый противник уважения достоин, а предатель только  презрения и проклятия». 

В марте 1989 года гвардии старшего лейтенанта Ивана Прокопьевича Енбаева не стало. А вскоре и не стало могучей страны, под названием СССР, которую он и всё население, независимо от национальности и вероисповедания, спасли в Великую Отечественную войну. 

Я часто задумываюсь над тем, как можно забыть подвиг народный, который совершали наши отцы, деды и прадеды в той страшной войне. Неужели западные ценности, которые созданы чужими руками, дороже нам своих, потом и кровью доставшихся. Как можно Родину – мать, свою совесть и гордость поменять на модный галстук или позолоченный унитаз. Думаю и о том, что могли бы сказать тесть и тёща о ситуации на Украине. Уверен, что этот позор славянского народа они перенесли бы так же тяжело, как и развал Советского Союза. Разве может укладываться в голове, что на родине Натальи Трофимовны, бывшей санитарки 764-го краснознамённого, ордена Суворова, Мишкольцского полка, 232–ой Сибирской Сумско–Киевской, ордена Ленина, Краснознамённой орденов Суворова и Богдана Хмельницкого - стрелковой дивизии  главенствует власть бандеровцев и  откровенных уголовников. Что по всей Украине, оскверняются могилы советских бойцов, сражавшихся за её освобождение, и чинятся препятствия живым ветеранам при возложении цветов к постаментам памятников. Мир словно взбесился. Но против кого? Неужели всему человечеству надоело жить на земле? А может, она сама устала от нас и нашей неблагодарности? Трудно на это ответить, а ещё труднее смотреть на то, что творится вокруг. Так ведь и на самом деле доиграться можно. Как сказал философ Уолтер Мондойл:  «Ветеранов в третьей мировой войне не будет».

Поставить точку… А есть ли она, эта точка, в жизни тех, кто крепко–накрепко связал свою судьбу с судьбой своей страны, с её прошлым, настоящим и будущим? Уверен, что в теме о войне и мире места для окончательной точки нет. Есть только многоточие.