Теперь мало кто помнит, что в 1957 году, ровно 45 лет назад, Советский Союз победил Германию еще раз, отобрав у неё славу обладательницы самой высокой телевизионной башни в мире из железобетона. Против её башни в Штудгарте - 220 метров, наши зодчие поставили Останкинскую "ракету" высотой 550 метров с железобетонным стволом 385 метров. Так высоко в небо строители еще не забирались, хотя и мечтали с эпохи египетских пирамид. Границы нашего телевизионного и радиовещания расширились, и наши друзья и недруги могли видеть и слышать, как живет и восстанавливается страна, еще недавно на треть лежавшая в руинах. Примером тому - Волгоград. Встав из пепла, он удивил мир не только заново отстроенными районами и заводами-гигантами, но и величественным и монументальным скульптурным ансамблем на Мамаевом кургане в честь великой Сталинградской битвы.

Я помню передачи и статьи тех лет, как создавался, строился и удивлял этот ансамбль. Звучали прекрасные песни, в народе их подхватывали и пели: "Над Курганом ураганом, всё сметая, война пронеслась. Здесь солдаты умирали, защищая сердцем нас..."

Война еще не была далеким прошлым, она струилась слезами скорби по погибшим и пережитому горю. И когда ансамбль на Мамаевом кургане был сдан, началось паломничество. Живая река в свете солнца днем и софитов ночью, под дождем и снегом... Людям хотелось увидеть это великое творение, которое заслонило бы своей мощью пережитое. Тот же интерес и гордость поднимали людей на "седьмое небо" в Останкино. Народу нужны были мирные победы, и они им радовались и гордились ими.

Оба эти события - создание Останкинской телебашни и открытие Мемориала в Волгограде связаны с именем нашего земляка, сибиряка-тоболяка Николая Васильевича Никитина. Без него, как поется в песне, "здесь ничего бы не стояло". Возможно, и стояло бы, но что-то другое. Все это можно назвать историей. И все-таки интерес к ней не отпускает.

Фирменный поезд Москва-Волгоград отсчитывал последние километры. То мчался, нагоняя упущенные в пути минуты, а то вдруг стал передвигаться в каком-то волнующем ритме, как будто чеканя шаг.

- Скоро мы ее увидим, нашу Родину-Мать, - сказала моя попутчица Наташа.- Она встречает и провожает. Я, например, начинаю день с того, что, просыпаясь, подхожу к окну и смотрю на ее заметный со всех сторон силуэт. Стоит! И огонек горит на кончике меча - значит, все в порядке, можно собираться на работу, а детей провожать в школу.

Она действительно скоро встала, как из-под земли, исполинская красавица с призывно поднятым мечом. Родина-Мать на Мамаевом кургане. Символ не только Сталинградской битвы, но и всей нашей великой Победы. Среди подсвеченной солнцем степи (повезло мне с аномальными октябрьскими деньками), на фоне облачно-синего неба - только она, мощная, экспрессивная, призывающая... Невозможно отвести глаза. Такую захватывающую могучесть мог в то время поставить только один человек - великий Никитин. Так считал автор проекта великий Вучетич. Они работали в разных сферах. Как нашли друг друга? Об этом чуть позже. А сейчас - увидеть, потрогать, обойти это творение со всех сторон. Бегом в гостиницу, поспешно - в машину и - в путь. От центра это минут тридцать езды. По волгоградским меркам - недалеко, так как сам город вытянулся более чем на восемьдесят километров. Зато Волга - всегда рядом.

Обычно экскурсии начинаются от подножия холма, почти с берега, но я зашла "с тыла". И замерла. Над пурпурно-золотыми кронами парка летела Богиня. Шарф - как крылья, меч - как волшебный парус. Взлететь бы тоже, как в детских снах! И я бегу по аллее, по лестнице - и вот уже касаюсь священного гранита на постаменте, пытаюсь охватить взглядом всю скульптуру. Не могу! Кружится запрокинутая голова, сдувает с ног постоянный здесь «степняк». Как же скульптура-то тут стоит, на семи ветрах, не качается, не падает? Оглядываюсь. Маленькие-маленькие люди рассыпались вереницами по склону. Крошечные туристы снимаются на память с колен и чуть не лежа и все-таки не могут захватить голову статуи. Игрушечные дома за границей мемориала и синим ручейком Волга внизу. Наваждение! А я сама - меньше Дюймовочки стою и читаю: ..."Руководитель инженерной группы, доктор технических наук Никитин Н.В..." Собственно, ради этих трех строчек я сюда и приехала. Очень важно было убедиться, что они есть, что время их не стерло, не утратило. Они слишком дорого обошлись нашему великому земляку и теперь, надо полагать, вписаны тут навечно.

Чудесная панорама города открывается с этой высоты. Сказочная шкатулка, где виден каждый дом. Вот почему на этом плацдарме стояли насмерть: сдать высоту значило потерять город.

А теперь надо пройти по ансамблю так, как этого хотели авторы. А именно - от подножия к вершине и стать соучастником тех грозных событий. Для этого в рамках Мемориала звучит эхо войны: залпы орудий, приказы командиров, клич атакующих и военные песни в короткие передышки.

Семь маршев лестницы. Пирамидальные тополя. Виды разрушенного Сталинграда, композиция «Стоять насмерть». Посередине площади - большой круглый бассейн - символ Волги, и из него, как чудо-богатырь, вросший в скалу или превратившийся в нее - воин с гранатой в руке, исполинский защитник волжской твердыни. Это для него нет земли на том берегу. Пять маршев между стенами-руинами.

Левая стена - клятва сталинградцев "Ни шагу назад!", правая - битва под девизом "Только вперед!", "На Берлин!" Запоминаются незлобивые слова сержанта Павлова: "Огоньку им, ребята! Побольше, чтобы не забывали, гады, чья это улица, чей это дом!".

Зал воинской славы с вечно горящим огнем, с постоянным торжественным караулом, с тысячами вписанных имен. Реквием. Площадь скорби. Отсюда начинается восхождение на вершину кургана, к венцу гигантского ансамбля - Родине-Матери. Ее "рост" с мечом 75 метров. Памятника выше этого нет на нашей земле.

Сразу после окончания Великой Отечественной войны, с 1945 по 1955 годы, в стране проводился конкурс на проект памятника. Сотни участников предлагали свои работы. Победило предложение Вучетича. Оно долго обсуждалось общественностью, и после принятия некоторых уточнений было одобрено Министерством культуры РСФСР. И хотя к тому времени город был переименован, Сталинградская победа своего значения не утратила. Великая река, заводы-гиганты, решающая битва. Мемориал должен был соответствовать этим величинам.

Мамаев курган на военно-топографических картах обозначался как высота 102. В результате яростного сражения склоны его изменили очертания. Земля была перепахана бомбами, минами, снарядами. Почва смешалась с осколками металла. В зимнее время курган был пятнисто-черным, обуглившимся. Здесь и решено было создать мемориал.

Шел 1962 год. Страна активно сопереживала строительству в Москве гигантской телебашни. Звучало имя автора проекта Никитина. Кто таков? Конструктор? Талантливый? Дворец Советов проектировал? Наверняка, сумеет дать дельный совет. И тогда в квартире Никитина раздался звонок. Было раннее утро - любимые часы тишины и творчества, которыми Николай Васильевич очень дорожил. Звонок не обрадовал, но он взял трубку.

- Слушаю Вас!

- С вами говорит скульптор Вучетич. Евгений Викторович. Я знаю, как Вы заняты, и все-таки прошу оказать мне помощь в невероятно трудном для меня и совсем простом для Вас деле.

- А сколько бы это дело могло занять времени?

- Думаю, для Вас немного... Вы не могли бы посетить меня, потому что предмет разговора нетранспортабелен. Скажите, к какому часу и куда прислать машину?

- В этом нет необходимости. Я буду у Вас сегодня в 16 часов. Вас устроит? Тогда диктуйте адрес.

«Богатый особняк с белыми колоннами, с широким крыльцом и ясными стеклами террас стоял перед ним. Плотный хмурый человек в русской посконной рубахе с лепешками глины на ней вышел ему навстречу.

- Как бы Вы отнеслись, если бы я предложил отметить наше знакомство? И разговаривать легче будет!

- Давайте сперва о деле.

- Да. Так, пожалуй, будет правильнее.

Вучетич стал увлеченно рассказывать об идее создать на Мамаевой кургане монумент в честь битвы, с которой начиналась наша Победа. Евгений Викторович говорил, что монумент ясен ему лишь в общих чертах, он браковал один план за другим и ни на чем не мог остановиться.

- Представьте себе: Родина-Мать, этакая русская красавица вольно стоит, через руку свешивается спелый сноп, а перед ней коленопреклоненный солдат кладет к ее ногам свой победный меч. Вот, дескать, мать, победил. По бокам постамента фрагменты Сталинградской битвы. Все это будет выглядеть примерно так.

Скульптор провел Никитина в мастерскую, включил ослепительный свет и резко сдернул холст. Никитину открылась композиция, о которой говорил Вучетич. Конструктор поближе подошел к модели. Евгений Викторович исподлобья смотрел на него.

- Ну как, нравится? - И не успел Никитин ответить, как скульптор со злостью добавил: - А мне - нет! И надо же было пускать в мастерскую любопытные носы! Вы знаете, что они со мной сделали? Они сфотографировали эту лепнину и отлили на юбилейной медали... в бронзе! Ведь ничего этого никогда не будет! Скульптура многословна и хвастлива!

Огромным, как молот, кулаком Вучетич ударил по модели .Осколки глины застучали по доскам пола.

Евгений Викторович сдернул еще один холст, и Никитин невольно сделал несколько шагов назад. Искаженное гневом и все же прекрасное женское лицо с широко открытым ртом пело! Даже слова можно было услышать: "Вставай, страна огромная!..." У Никитина похолодела спина. Он взял очки и повернулся к Вучетичу, словно спрашивая: "Да может ли такое быть! " И скульптор захохотал, как демон, раскатисто и зловеще. Вдосталь насладившись реакцией Никитина, Вучетич усадил его на табурет, а сам подошел к бесформенному кому глины и вонзил в него твердые пальцы. Скорые руки творили на глазах у Никитина живое женское тело. Не прошло и получаса, как гневное лицо стало жить одной жизнью с только что вылепленным торсом. Женщина словно бы рвалась к ним навстречу и занесла над ними руку с мечом.

- Вот эта модель уже на что-то похожа. Мы с Вами сделаем ее из бетона. А росточком она будет метров пятьдесят. Для этого мне нужен конструктор номер один. Это вы! Вы - мой соавтор. Согласны?

- Пятьдесят метров? А с мечом все семьдесят? Не устоит. Это примерно 30-40 тысяч тонн бетона. Без подпорок не устоит.

- Вы уверены? - с жалобой в голосе спросил Вучетич. Он медленно отчленил голову и раздавил содеянную скульптуру. Явился новый глиняный ком. Через полчаса скульптор спросил: «А эта?» Никитин молча покачал головой.

- Попробуйте сделать шире шаг.

- Ага, как на параде! Вы понимаете, что уйдет тело? Где я возьму ей тело, когда оно тонет в складках тряпья? Но лицо-то, лицо Вам нравится? - спрашивал скульптор, снова принимаясь за работу. - А насчет шага Вы очень точно сказали. Шаг надо сделать покороче, как перед броском! А плечо откинуть - тогда она выпрямится. Вот вам и устойчивость!..

Он прекрасно понял, что движение и пластика попали в сочетание с тем, чего добивался от него конструктор.

• И нечего Вам радоваться. Вы с ней еще наплачетесь, еще повозитесь. Идемте ужинать! - И они пошли в столовую, очень довольные друг другом...

Об этой встрече нам рассказал Игорь Сорокин, автор документальной повести "Покорение высоты". Вероятно, он записал это со слов Никитина. Ну, а он сам писал родным в Новосибирск: "Недавно пригласил меня к себе скульптор Вучетич. Я посмотрел его работу. Портретные скульптуры изумительны. Такая острота, экспрессия. Это, наверное, действительно гений..."

Этот гений как в воду глядел. Вступая в новую для себя сферу высокого искусства, Николай Васильевич действительно и "наплакался", и "повозился" с этой Дамой, как он называл скульптуру в рабочем варианте. На какое-то время она стала его "дамой сердца". Он множество раз рисовал план статуи и сверху, и сбоку. Но чем больше рисовал, тем более убеждался, что известными ему приемами к этой многоплановой скульптуре подступиться не удастся. Размах рук, разворот корпуса не оставляли никаких надежд на успех, если не придумать какой-нибудь хитрости.

Ученики Никитина вспоминали, что у него был свой особый "третий" глаз, которым он мог подсмотреть конструкцию изнутри, усилить просчитать, разместить. Но то промышленные объекты, а тут - "бегущая" скульптура. Никитину пришлось отбросить все известные ему пути, перечеркнуть все прежние подходы, а заодно традиционную практику возведения монументальных скульптур другими исполнителями. И это, как потом выяснилось, только обогатило эту практику. Раз статуя не желает считаться ни с какой конструктивной формой, рассуждал конструктор, то пусть и форма не считается со скульптурой. Пусть статуя и конструкция сосуществуют параллельно, независимо друг от друга. Эта мысль была почти абсурдной, но от нее оказался всего один шаг до находки, той самой подозреваемой хитрости - превратить в "куклу", не вписанную в скульптуру конструкцию, а саму статую сделать "куклой".

В своей диссертации, ставшей сразу докторской, Николай Васильевич писал: "В результате длительных поисков принято было следующее конструктивное решение. В статую, совершенно не считаясь с ее формой, вписывается регулярная конструкция из пересекающихся под прямым углом вертикальных стенок с шагом три метра, с постоянной толщиной 25 сантиметров. Из этой системы стенок поверхность статуи вырезает конструкцию решетки, а железобетонная оболочка включается в совместную работу с регулярной пространственной системой стенок."

Возможно, это научное, узкопрофессиональное открытие мало что кому объяснит, но зато еще раз подтвердит красивую философию дорогого нам земляка: "Только небывалое достойно воплощения. Сам изобрел, сам и построю. А вторичные проекты пусть осуществляют другие". Небывалое есть небывалое. Расчеты на бумаге - одно, а в процессе возведения одни недочеты полезли за другими. И не только по вине Николая Васильевича. Кто-то из проектировщиков не учел розу ветров, кто-то недостаточно изучил свойства грунта, кто-то предложил не тот металл для меча. А параллельно с этим драматично развивались события на строительстве Останкинской телебашни: объект то "замораживали", то "отогревали", то опять останавливали по причине сомнений ученых мужей (небывалое-то не всем по зубам). По большому счету Никитину было не до скульптуры, он кое-что nepeпоручил помощникам. Но начавшиеся неприятности требовали только его присутствия. Благодаря дневнику-хронике, который постоянно он вел, можно, хотя и очень кратко, представить то, что происходило на кургане.

"1962г. 6 июля был у Вучетича. Согласился делать проект "Дамы" в компании с Булкиным, Злобиным, Ханджи, Кондратьевым, Заполем, Липкиным."

Однако уже 1 января 1963 года он сообщал родным в Новосибирск: "Я уже писал вам о работе над скульптурой Вучетича. Оказалось, что наш с ним договор дезавуирован. Другой мы подписали накануне Нового года, а работу пока приостановили. Самые большие проблемы возникли с мечом. Его длина - 40 метров из титана с каркасом из нержавеющей стали. Ветер его раскачивает, по корпусу пошли трещины, а следом трещины на руке. Из Волгограда - сердитые окрики: "Кто эти халтурщики? Почему им поручили?".

Николай Васильевич снова и снова перепроверял расчеты, ходил на комиссии и заседания то Минкульта, то Госстроя, то выезжал в Волгоград. Кто-то предлагал сделать меч короче, кто-то - убрать его совсем. А с чем статуя должна была стоять - с поднятым кулаком? В общем, всем пришлось поволноваться, но меч отстояли. Хотя, видимо, все-таки укоротили.

"1964г. 10 февраля. Голова Дамы. Установка. Разобрать на 200 частей. Собрать на подставке. Разобрать на 8 частей. Поднять на место.

16 февраля. Не получается голова Дамы..."

Все эти перепетии, вместе сложенные, так измотали конструктора, что здоровье, на которое доселе не жаловался, было подорвано настолько, что он превратился в калеку со множеством заболеваний на нервной почве.

Чуть ли не в канун сдачи комплекса Николай Васильевич был вызван в Волгоград телеграммой. Там шли ремонтные работы по его чертежам. Внутри меча и в полости поднятой руки срочно натянули канаты. Далее мы снова прочтем страницы из книги Игоря Сорокина.

"На курган конструктор приехал в полдень. Ходил он к тому времени очень тяжело, и ему принесли жесткое кресло.

- Николай Васильевич, как же так -, спрашивал его Вучетич, - мы ведь об авариях не договаривались?

Никитин хмуро молчал, морщился то ли от досады, то ли от боли.

- А если снова меч загудит?

- Тогда я сам залезу наверх и буду его держать! Я эту статую рассчитывал на 200 лет, а с канатами она все 300 простоит. Отправляйте меня домой!"

И уехал. Хотя сдача намечалась через два дня. В Волгоград приезжали высокие гости, вплоть до самых высоких. Событие планировалось быть мирового уровня. Но у Никитина зачастую получалось так: "Я свое дело сделал, а ОНИ как хотят". Кто ОНИ, не уточнялось.

В своей автобиографии Николай Васильевич с удовольствием констатировал: "Вопреки предсказаниям в 1970 году меч еще держался".

"Архитектура (как и скульптура), - поговаривал он, - может быть блестящей, но без надежных конструкций она может завалиться, провалиться, обрушиться через несколько лет или даже месяцев. Или стоять века. Если надежная основа. Вот что такое расчеты конструктора."

Ансамбль на Мамаевом кургане был сдан 15 октября 1967 года. Останкинская телебашня - 5 ноября. 15 декабря соратники отмечали 50-летие Н.В.Никитина. Самого его найти не могли: он не любил шумных праздников. В апреле 1970 года газета "Известия" опубликовала указы о присуждении Ленинских премий  В области науки и техники она была присуждена в том числе Н.В.Никитину. В области литературы, искусства и архитектуры - Е.В.Вучетичу. На торжественном приеме они дружески обнялись.

Для славы они сделали все, что смогли. Жизнь уходила от них. На смену ей  торопилась вечность. 

Лидия Шмаль