Если бы не газ в поселке Березово, на который случайно натолкнулись геологоразведчики, открытие большой тюменской нефти отложилось бы на долгие годы, считает историк западно-сибирского нефтегазового комплекса, профессор Тюменского нефтегазового университета Виктор Карпов. Мы встретились с ним накануне юбилея березовского газового фонтана. В нашей беседе также принял участие коллега Карпова, редактор журнала «Нефтяное хозяйство» Юрий Евдошенко.

– Виктор Петрович, вы много лет изучаете историю западно-сибирского нефтегазового  комплекса. Существуют разные взгляды: можно ли открытие газа в Березово считать открытием нефтегазовой провинции. Какого мнения придерживаетесь вы? 
Карпов: 
– Идею, что в Западной Сибири есть запасы «черного золота», горячо отстаивал ленинградский профессор, геолог Николай Ростовцев. Он был в Тюмени первым доктором наук. По его плану бурили опорные скважины на территории Тюменской области. 
Знаете, чем опорная скважина отличается от разведочной? Опорная не обязательно должна быть результативной, ее бурят, чтобы понять геологическое строение участка. Сталин понял, что ориентироваться на точечную разведку –  долго и дорого: территория России огромна. Потому и было принято решение – поделить страну на некую сеть и пробурить весь осадочный чехол опорными скважинами. Одна из них должна была находиться на реке Казым – километрах в двух от поселка Березово. Бурить начали осенью 1952 года. 
Когда буровая выполнила свое назначение – сняли все показания, нужно было закрывать скважину, ударил газонефтяной фонтан. Это было 21 сентября 1953 года. Как впоследствии выяснилось, в Березово не было специального оборудования, чтобы в случае аварийного фонтанирования заглушить скважину. Все делалось наобум. Опорная – одним словом. Что касается значения скважины, профессиональные геологи уверены, это открытие именно нефтегазовой провинции – таковы особенности залежей нефтегазовых месторождений. Хотя, конечно, это было лишь начало. 

После Березовского фонтана еще семь лет в Тюменской области искали промышленную нефть. 

Значение природного газа тогда недооценивалось.
Евдошенко: 
– Долгое время считалось, что отечественная газовая промышленность появилась только в советское время, а на самом деле ей уже двести лет. До конца 50-х годов XIX века  газификация Сибири основывалась не на природном газе, а на искусственном, который производился на специальных заводах путем неполного сжигания угля и других горючих ископаемых. Такие заводы планировалось построить и в Сибири.  
История такова. В 1811 году  в Петербурге полковник Петр Соболинский изобрел термолампу для производства светильного газа. И первые системы городского газового хозяйства возникали как системы освещения. Россия в этом плане не отставала от Европы. Первые проекты газификации появились у нас в 1812 году, но началась война с Наполеоном. В 1835 году появилось первое акционерное общество по освещению Петербурга газом. С этого времени крупные российские города освещались за счет газа: Питер, Москва, Киев, Харьков, Ростов-на-Дону… Мы сейчас пытаемся найти свидетельства таких заводов в Сибири. Говорят, в Тобольске были, в Томске... Позже газ стали использовать для электробытовых приборов. Были даже газовые утюги. Газовые колонки к нам пришли тоже с тех времен. 
Затем отрасль кардинально меняется. Серьезно добычей газа начали заниматься в конце Великой Отечественной войны. Под Саратовом было открыто газовое месторождение. В 1946 году построен крупный магистральный газопровод Саратов – Москва. Это событие считалось точкой отсчета зарождения газовой промышленности. Но для рывка она должна была набрать критический порог запасов. И этот порог сложился в 40-50-х годах. Киев, Ставрополье, Поволжье, Средняя Азия. Последняя в 60-е годы была прямым конкурентом Западной Сибири. Именно оттуда на Урал тянулись крупнейшие газопроводы. 
В 60-е годы «выстрелил» Тюменский Север. Область как газодобывающий район ничего из себя не представляла до 70-х годов. Только в 1972 году, когда появилось крупное Медвежье месторождение в Надымском районе, начал расти удельный вес Тюмени в общесоюзной газодобыче. 

Газовая революция и Березовский фонтан не одно и то же. Просто этот фонтан дал надежду, что здесь есть нефть. 

 – У меня сложилось впечатление, что сейчас значимость газа повышается, а нефть уходит на второй план.  Может ли газ заменить нефть, вытеснить ее с рынка?
Евдошенко: 
– Полностью, конечно, не сможет. Ведь газ выполняет энергетическую нагрузку, а нефть – это еще и химическое сырье, и бензин. Хотя и из газа можно бензин получать, но это другая технология и другая стоимость. Тем не менее газ, конечно, набирает обороты. Он более диверсифицированный, более удобен в плане транспортировки. В последнее время развиваются поставки сжиженного природного газа. Все ямальские проекты были  связаны с морским транспортом газа в Америку. До того, как там произошла сланцевая революция, которая поставила в определенном смысле крест на этих проектах. После этого стали думать, что необходимо все-таки строить газопровод на континент. А вообще-то очень рассчитывали на сжиженный газ, его можно морем перевозить, не тратясь на газопроводы.
– Что касается сланцевой революции. Мнения по этому поводу звучат прямо противоположные. Одни называют открытие сланцевых месторождений в Америке революцией, другие утверждают, что они требуют больших капиталовложений и находятся на грани рентабельности даже в Америке, а у нас и вовсе будут нерентабельны…
Евдошенко: 
– Если было бы нерентабельно, американцы этим не занимались. Просто в каждой стране свои условия. Америка, как и Россия, – огромная. Применять в Европе такие технологии рискованно, потому что это густонаселенные территории, а разработка сланцевых месторождений связана с экологическими рисками, стоит много раз подумать.
Да и зачем нам сланцевый газ, если у нас достаточно природного?  У нас первоочередные вопросы –  Арктический шельф, месторождения Восточной Сибири, повышение нефтеотдачи пластов на старых месторождениях. Потому что увеличение доли извлекаемых запасов равносильно открытию нового месторождения. Мы сейчас добываем лишь 30 процентов того, что есть в недрах. А у американцев коэффициент добычи почти вдвое выше.

– Если есть технологии более эффективной добычи, почему у нас они не применяются?
Карпов: 
– Это сложный вопрос. У нас запасы одного Уренгойского месторождения сопоставимы со всеми запасами природного газа в США. Можете представить? Мы на первом месте в мире по запасам. На втором – Иран, но у них вдвое меньше. США не от хорошей жизни сланец добывают, а нам это зачем?
– Я не про сланец сейчас говорю, а про нефтеотдачу пластов.
Карпов: 
– Это вопрос не только технологий, но и налоговой нагрузки. Хотя уже и налоговые льготы на реанимацию нерентабельных месторождений нефтяникам предоставили, все не так быстро делается. Время нужно. Сложная цепочка. Возьмите тот же гидроразрыв пласта. Его применяют давно, но до сих пор много споров по поводу этого метода. Экологи считают: он наносит большой вред природе. Новые технологии – не так просто. 

–  Давайте вернемся от технологий к людям. Виктор Петрович, на ваш взгляд, сегодня есть ученые масштаба Ростовцева, которые бы так же самозабвенно продвигали какие-то научные идеи?
Карпов: 
– Есть. У нас в Тюменском нефтегазовом университете работает Иван Нестеров – профессор, академик. В прошлом январе он отметил 80-летие. Он говорит как раз о новых технологиях, о том, что с уже открытых месторождений мы можем в разы повысить добычу.  
Есть также новосибирский академик Конторович. Он давно говорит, что нельзя все отдавать на откуп частным компаниям. Потому что бизнес старается минимизировать производственные издержки. Поэтому геологоразведка находится в упадке. Без помощи государства проблему разведки новых месторождений не решить. 
Евдошин:  
– Ни в одной стране мира нет государственной геологоразведки.
Карпов: 
– Нам в этом плане другие страны не указ. У нас все благополучие на нефти и газе основано.

 – А может, и нет необходимости делать упор на разведку новых месторождений, если, как вы говорите, есть технологии, которые позволят увеличить нефтеотдачу пластов и повысить добычу из уже имеющихся скважин?
Евдошин: 
– Одно другому не мешает. Надо работать и в том, и в другом направлении.
Карпов: 
– Мы начинали разговор с того, как трудно шло освоение тюменских месторождений. Тогда мало кто верил в тюменскую нефть. А ведь сейчас история повторяется. В Восточной Сибири прогнозируют огромные запасы сырья, и на Арктическом шельфе, но у этих проектов много противников. Говорят: не надо туда лезть, затраты будут несопоставимыми, экологию порушим.
– А есть ли необходимость наращивать объемы добычи в России? Ситуация на мировом рынке нестабильная, другие страны предлагают более дешевое сырье. И вообще в Европе активно ищут альтернативные виды топлива…
Евдошенко:

– Нефть и газ остаются и на ближайшее столетие останутся основными видами энергоресурсов. В ближайшие 70 лет точно.

Карпов: 
– Нефть и газ – это еще и политический товар. Месторождения распределены по планете неравномерно. Нам повезло. Кому-то не так повезло. Природные ресурсы – это не только экономика, но и большая политика.

– Виктор Петрович, вы уже написали немало работ по истории нефти и газа. Над чем сейчас работаете?
Карпов: 
– Над книгой по социальной истории индустриализации Тюменского Севера. Это  тесно связано с нефтью и газом, потому что индустриализация в нашем регионе началась вместе с освоением нефтяных и газовых месторождений. А до этого территория была тихой заводью. Москве Тюменский Север был не интересен. А потом  произошло то, что на Западе назвали индустриальным взрывом. Практически с нуля построили 26 городов... 

Вероника Ильина
Газета "Новости Югры",
20 сентября 2013г.