Край, в котором мне довелось родиться, в середине ХХ века неожиданно прогремел на весь мир.

Слово «нефть» перевернуло привычный уклад затерянных в сибирском бездорожье неприглядных деревень, разбросанных среди вековечной тайги и болотной топи редких стойбищ народов ханты и манси. Мерное дыхание югорского края, неторопливое течение жизни старожильческого населения разбудили бодрые прогнозы геологов: недра Западной Сибири богаты нефтью! И началось!

В Ханты – Мансийский округ, в Тюменскую область поехал народ со всего Советского Союза. Кто за рублем, кто за романтикой, кто из любопытства: какой он там, Север?!

А мне и ехать «за туманом и за запахом тайги» никуда не надо было. Я здесь родился. Можно сказать, с детства оказался в эпицентре событий, в водовороте происходящих перемен. Повезло так повезло! Мне и до Самотлора было рукой подать!

«Вся моя молодость прошла в атмосфере нефти и газа», – эти слова приписывают Виктору Степановичу Черномырдину, который так легко рождал афоризмы. Эти же слова могу повторить и я!

Да разве одна молодость прошла в этой атмосфере? Бо́льшая часть жизни связана с Югрой, с добычей нефти, освоением месторождений, как часто пишут газеты, «в суровых условиях Севера».

Север суров, но и нежен одновременно, если это твоя родина или стала твоей. Меня смущает выражение «покорять Север». Мы его не покоряли, а обустраивали так, чтобы человеку в высоких широтах было теплее, уютнее и удобнее жить, рожать детей, строить планы. Чувствовать себя счастливым… Покоряли мы обстоятельства, препятствующие нашему желанию преобразовывать наш край, который стал домом ещё для десятков тысяч семей, приехавших на освоение северных просторов.

Для меня дом – это не адрес прописки. Югорчанина сегодня можно встретить в любом регионе, во многих странах: мир становится мобильнее. Да я и сам в силу жизненных обстоятельств много лет живу в Москве. Но сердцем, мыслями о пережитом, корнями и планами связан со своей малой родиной. Мне посчастливилось стать участником по истине масштабных преобразований, которые определили сегодняшний день края. И в год, когда Ханты –Мансийский автономный округ отмечает 90–летие со дня образования, а Самотлор, где я начинал свой трудовой путь простым слесарем КИПиА, – 55–летие со дня открытия, я делюсь с потомками, друзьями и земляками своими воспоминаниями о том, что мне по –настоящему дорого, чему был свидетелем, что оставило зарубки в памяти.

 

Время Самотлора

 

 

Мой лотерейный билет

 

Слово «Самотлор» вошло в мою жизнь неожиданно, но, с другой стороны, в любой неожиданности есть закономерность.

Как я уже рассказывал, в нашей общежитской комнате был телевизор. Это обстоятельство многое решило в моей судьбе-спасибо Мишке! Где-то курсе на третьем, в самом начале 1971 года, краем уха услышал доносившуюся из телевизора новость. Диктор Центрального телевидения сообщил, что в Нижневартовске на Самотлоре на нефтяном промысле №1 пущена в эксплуатацию первая в нефтяной отрасли система телемеханики ПАТ «Нефтяник».

– На Самотлор поеду работать, – сказал я, натягивая брюки. Кажется, на мое заявление никто в комнате и не обратил внимание. Да я и сам вскоре забыл о своем выборе. Жизнь шла по своим привычным рельсам.

Студенты Тюменского индустриального института на демонстрации.1970г.

 

Согласно существующей тогда системе распределения будущих выпускников уже в конце четвертого курса «приписывали» по месту будущей работы. «Продавцами» были наши преподаватели во главе с деканом В.А. Шпилевым, «покупателями» – руководство крупных заводов, нефтяных управлений и объединений. Каждый из нас заходил в кабинет, где сидела комиссия, и вытягивал, можно сказать, лотерейный билет. Всем хотелось, чтобы он был счастливым.

Я вполне мог оказаться, например, на Тюменском авиамоторном заводе, улететь куда-нибудь ближе к Карскому морю, стать очным аспирантом Ленинградского института электросвязи имени М.А. Бонч-Бруевич, или служить в КГБ. Такие предложения мне поступали уже после распределения. От работы в органах я сразу отказался, заявив: «Я же враг народа, из семьи репрессированных». Как оказалось, это не аргумент, и органам я «подхожу». Тогда я сказал, что еду в Ленинград, в очную аспирантуру по предложению из Ленинградского института электросвязи имени М.А. Бонч-Бруевича, хочу наукой заняться. На это представители КГБ не возражали. На самом деле я сомневался, чувствуя, что наука не для меня. Я не видел себя ученым в отличие от моего одногруппника Павла Белоусова, с которым мы вместе собирались в Ленинград, и который действительно стал доктором наук.

И когда выяснилось, что место в аспирантуре уже кто-то занял, я даже обрадовался. Видно чувствовал, что судьба готовит мне нечто другое.

Перед дверью, за которой сидела комиссия, были вывешены списки.

Рабочих мест было много: для 70 выпускников трех наших групп специальности «Автоматика и Телемеханика» работодатели подготовили более чем 100 мест. И студенты имели право выбирать. Разумеется, лучшие места получали лучшие студенты. Как оказалось, у меня был наивысший балл (сумма оценок за все экзамены), поэтому я шел первый. При беглом просмотре списка мест распределения я вдруг увидел НГДУ «Нижневартовскнефть» им. В.И. Ленина.

Ну разве это не судьба? Я сразу вспомнил тот телевизионный репортаж и былую решимость поехать на Самотлор, которую я продемонстрировал 1,5 года назад, сидя на общежитской кровати.

На другие позиции я больше не смотрел. Еду в Нижневартовск!

В начале декабря 1972 года я приехал на трехмесячную преддипломную практику по месту распределения. Вот там увидел своими глазами эту систему телемеханики, обрел новых друзей, познакомился со своими будущими коллегами по работе (Рауф Сафаров, Владимир Тихонов, Анатолий Денисов, Геннадий Лопаткин и др.) и просто узнал, что такое нефтяной промысел на севере Западной Сибири.

 

Как заговорило «мертвое озеро»

 

 

К недрам Самотлора подбирались долго. В Нижневартовске на промысле я услышал немало рассказов участников освоения, с чего начинался Самотлор.

Полученный в мае 1965 года бригадой по освоению мастера Петра Безродного фонтан в 1000 тонн в сутки возвестил миру об открытии нового нефтяного гиганта. Кто бы мог подумать, что «мертвое озеро» (так переводится «Самотлор» с хантыйского) заговорит.

Никому ещё не удавалось бурить на болотах. Бездорожье, зыбкие почвы, летом-гнус, зимой- стужа. Но были, были люди по-хорошему бесшабашные, азартные, смелые в поступках, готовые ввязаться в драку, придумать технологии, позволяющие раскупорить недра.

Брать Самотлор начальник Главтюменьгеологии Юрий Эрвье поручил Владимиру Абазарову, назначенному начальником Мегионской экспедиции.

«Мне посчастливилось готовить «кухню» для самой первой скважины на Самотлоре и увидеть здесь первый громоподобный фейерверк нефти», – рассказывал спустя годы Владимир Алексеевич, приехавший на Север из Краснодарского края.

В конце навигации 1963 года, получив готовую карту Самотлорской площади, Абазаров со своей командой решил тащить станок на Самотлор из Мегиона. Но высадившись на озере в глубокий по пояс снег, поняли, что станок ставить нельзя, пришлось дислоцироваться на берегу.

«Бог создал Землю, а дьявол Самотлор», – так шутили первооткрыватели. Болота, покрытые толстым слоем снега, не промерзали. Легкие вездеходы уходили под лед. Тракторы вязли. Порой из воды приходилось вытаскивать и самих покорителей нефтяной целины. Зимник восстановили только во второй половине февраля 1964 года. Двадцать километров шли 25 суток. Обстановка почти военная. Озеро напоминало поле боя. Неслучайно осваивать Самотлор приехали бывшие фронтовики.

Первую самотлорскую скважину бурила бригада участника Великой Отечественной войны Григория Ивановича Норкина. Григорий Норкин ушел на фронт летом 1941-го. Брал Берлин, освобождал Прагу. Был дважды ранен. И каждый раз из госпиталя возвращался на фронт. Он рассказывал, что геологом решил стать еще во время войны, пообщавшись с однополчанами из Саратова, которые уже вкусили этот азарт геологического поиска. Так танкист и бывший председатель колхоза «Красный промысловик» Норкин еще задолго до окончания войны выбрал себе новую профессию и никогда об этом не жалел.

Обучившись премудростям бурения, проработав несколько лет в «Саратовнефти», он в 1959 году приехал в Сибирь, как только почувствовал, какой масштаб работ там открывается перед геологами.

Его назначили мастером буровой Р–1 на Мегионской площади на берегу Баграса.

«В центре Западно-Сибирской низменности, недалеко от села Нижневартовск, с глубины более двух тысяч метров впервые получен фонтан нефти дебитом двести тонн в сутки», – это о его скважине сообщили «Последние известия». Случилось событие еще до Самотлора, в марте 1961 года. Это была победа, конечно же, начальника Сургутской нефтеразведочной экспедиции Фармана Салманова, доказавшего, что в Сибири нефть есть. Но это была победа и бурового мастера Норкина.

По воспоминаниям его коллег, когда в процессе бурения возникали сложности или допускались аварии, он был жестким, не терпящим возражений, а в особо тяжелых случаях и жестоким.

«Иногда во время тяжелых аварий, стоя за тормозом, рисковал собственной жизнью. Его команда и действия были четкими, взвешенными, быстрыми и единственно верными в данной ситуации. Никакого панибратства Норкин не терпел, никому серьезных ошибок или разгильдяйства не прощал», - вспоминал о нем начальник Мегионской экпедиции Абазаров.

Норкину сопутствовала удача: он стал первооткрывателем двенадцати нефтяных и газовых месторождений. Среди них – Аганское, Варьеганское, Нижневартовское, Ермаковское, Белозерское, Северопокурское... Но главной победой считал Самотлор.

29 декабря 1963 года бригада Норкина забурила скважину.

Условия были тяжелые, на буровой – один вагончик с железной печкой и рацией на столе. Буровики после смены уходили на отдых. А Норкин оставался. Спал прямо на буровой, боялся пропустить самое важное.

«Скважина какая-то все время живая», – докладывал Норкин начальству. И не ошибся. 29 мая 1965 могучие силы нефтяного фонтана вышли наружу. Скважина-первооткрывательница не подвела. Бригада Норкина пробурила на Самотлоре еще десять поисковых скважин, давших промышленную нефть. Один из самых опытных буровых мастеров Норкин прекрасно владел технологией безаварийной проводки стволов скважин.

«Мы побывали на всех окраинах Самотлорского месторождения, бурили на юге и на севере, на востоке и на западе, зимой и летом. Всегда Самотлор встречал нас приветливо, и, уезжая с пробуренной скважины, мы прощались с ним только до следующей встречи», – писал в своих воспоминаниях легендарный мастер.

Когда летом 1965 года, уже после получения фонтана на Р-1, Абазаров показал каротажную диаграмму председателю Российского ВСНХ Степану Ивановичу Кувакину, геологу по специальности, тот в восторге воскликнул: «Ребятушки, да я еще не видывал такого в своей жизни!».

С началом поиска границы месторождения постепенно раздвигались. Тридцать километров с запада на восток и пятьдесят километров с юга на север – такого гигантского месторождения геологи еще не видели. Специалисты оценили запасы Самотлора в 7 с лишним миллиардов тонн нефти, извлекаемые почти в 3 миллиарда.

Бурение первой эксплуатационной скважины на Самотлоре было начато зимой 1968 года. Заведующий Самотлорским нефтепромыслом Иван Иванович Рынковой, с которым я позже тоже познакомлюсь, вспоминал: «Сейчас до Самотлора по бетонной дороге мы доезжаем за сорок минут. А тогда эти тридцать километров преодолевались по замёрзшему болоту месяц. Это было первый раз со всей техникой. Суровая была зима, стрелы у экскаваторов лопались от мороза, даже солярка замерзала. Но скважину мы пробурили…».

В апреле из скважины № 200, пробуренной Степаном Повхом, пошла первая промышленная нефть. Самотлор во многом определил вектор развития СССР. Сибирская нефть оказалась самой дешевой.

О том, как осваивать Самотлор, было много дискуссий. Рассматривались, как известно, два варианта: осушить озеро-болото или построить на нем эстакады и бурить с площадок, как на морских нефтепромыслах в Баку. Первый вариант был отвергнут из-за опасности пожара, так как сухой торф мог вспыхнуть, как порох. Второй – из-за длительности строительных работ. Наконец, был найден третий вариант: промысел решили создавать прямо на озере, отсыпая искусственные острова для буровых вышек. Начальник Главтюменнефтегаза Виктор Муравленко подписал приказ о вводе Самотлора в эксплуатацию в 1969 году.

Самотлор во многом определил вектор развития СССР. Сибирская нефть оказалась самой дешевой. Самотлорское месторождение стало испытательной площадкой нефтедобывающей отрасли. Здесь разрабатывались новые технологии и ставились трудовые рекорды.

Наступило время промышленного освоения Самотлора.

 

На практику в Нижневартовск

 

Нижневартовск образца 1972 года, в который я попал на преддипломную практику, представлял из себя новорожденный город: ему было всего лишь несколько месяцев. 9 марта 1972 года рабочему поселку решением президиума Верховного Совета РСФСР только присвоили статус города. В то время в нем проживало 23 тысячи жителей. В том же году в октябре было открыто воздушное сообщение по маршруту Нижневартовск – Москва.

Столица Самотлора жила в ожидании перемен. Уже три года шло промышленное освоение Самотлора. Архитекторы к этому времени придумали генеральный план застройки Нижневартовска. План предусматривал строительство городского центра и шести микрорайонов, рассчитанных на 50 тысяч жителей. Как говорили местные жители, на нефти как на дрожжах стал расти Нижневартовск. По реке оживленно шли баржи с грузами. Город был молодой, почти без пенсионеров: это бросалось в глаза. Средний возраст его жителей в начале семидесятых годов составлял всего лишь 23 года. В Тюмени, может быть, и было комфортнее, но Нижневартовск молодым подходил, наверное, больше.

Как-то мне в руки попалась информация Нижневартовского статистического управления: «Ежемесячно справляется 60 – 70 свадеб. Рождаемость – 29–30 малышей на тысячу жителей». Свадебные картежи непременно неслись по бетонке к памятной стеле 1-ой скважины Самотлора, установленной на 30-м километре от города около дожимной насосной станции -3 (ДНС-3) будущего комплексного сборного пункта- 3 (КСП-3) на берегу озера. А пока не положили бетонку, перемещались вартовчане преимущественно на вездеходах. Некоторым жителям Вартовска, когда вода поднималась, приходилось на катере добираться до работы. Но никто не жаловался. Неустроенный быт переносили легко, я бы сказал, шутя.

На преддипломной практике, а проходила она с декабря по февраль, я приложил максимум усилий, и, как сказали мои старшие товарищи, «проявил заинтересованность и творческий подход». Стажироваться меня отправили в цех автоматизации производства НГДУ «Нижневартовскнефть» имени В.И. Ленина на участок №1, возглавляемый Владимиром Григорьевичем Тихоновым. Здесь, на ДНС-1, еще доводили до ума первый ПАТ «Нефтяник», увиденный мною по телевизору. Бывал я и на ДНС-2.

Мне повезло с наставниками. Работал вместе с Геннадием Лопаткиным, братьями Валерием и Сергеем Удовенко. Познакомился с наладчиками системы телемеханики – Валерием Михеевым, Рауфом Сафаровым, а также с нефтяниками: Виктором Николаевичем Ивановым– начальником промысла, Евгением Васильевичем Большагиным – мастером по добыче нефти и газа, Александром Ивановичем Суздальцевым– оператором по добыче нефти и газа, и многими другими.

Время на практике зря не терял. За три месяца многое изучил.

В добыче нефти – работу автоматизированной групповой замерной установки (АГЗУ) «Спутник-1500», блок местной автоматики (БМА), аппаратуру контролируемого пункта, систему телемеханики ТМ-600 (ПАТ «Нефтяник»).

В системе поддержания пластового давления (ППД) – водораспределительные гребенки; насосные агрегаты и аппаратуру АБН (Автоматика блочных насосных агрегатов).

Поселили меня в общежитии №19, очень комфортабельном по тем временам (в каждой комнате туалет с душем, мини-кухня). Жили мы вчетвером – два оператора подземного ремонта скважин и один геолог. Замечательные, душевные люди. Трудились они по вахтам, готовили еду по очереди вскладчину. И я, естественно, присоединился к ним, к их укладу. Но вскоре стало очевидно, что этот уклад мне не совсем подходит. Все ужины концентрировались вокруг пол-литры, и ни одной. Все мужики, как я уже сказал, были хорошие, работящие. Только ужин без бутылки они не представляли, и я почувствовал, что противостоять этому ритуалу не смогу. И тут на выручку мне пришли лыжи. Они меня, можно сказать, спасли от ежевечерних застолий. По вечерам каждый день стал тренироваться, особенно усиленно в выходные. Мужики с пониманием отнеслись к моей затее, водкой больше не нагружали.

В один из выходных дней в начале 1973 года я на лыжне познакомился с Владимиром Уриелевичем Литваковым. Я был еще студентом, а он уже главным геологом НГДУ «Нижневартовскнефть» имени В.И. Ленина. Наше общение продолжилось, когда уже защитив диплом, я приехал в Нижневартовск на постоянную работу. Часто после лыжных забегов в парке, напротив первой автостанции, мы подолгу разговаривали. Я с интересом слушал его рассказы о том, как залегает нефть, о многопластовой структуре Самотлорского месторождения, о методах его разработки, о законтурном, внутриконтурном заводнении и водонефтяном контакте. Уже тогда я начинал понимать важность и необходимость правильного и надежного контроля за разработкой месторождения. Догадывался, что без современных средств автоматизации, которые дают оперативную информацию о дебитах скважин, осуществлять такой контроль почти невозможно. Таким образом, значимость той специальности, которой я обучался в институте, в моих глазах с каждым днем только росла. Так что первые шаги на Самотлоре еще раз убедили меня в правильности выбранного пути. За автоматикой – будущее. В этом я нисколько не сомневался.

Позже, работая уже в объединении «Нижневартовскнефтегаз», я часто встречался с Владимиром Уриелевичем по производственным делам. И каждый раз отмечал, как он умеет быть убедительным в своих доводах. Он всегда настаивал на бережном, государственном отношении к разработке месторождения, направленном на максимально эффективный отбор нефти. Да, говорил он, Самотлорское месторождение – сложное, многопластовое, поэтому и разрабатывать его надо аккуратно.

Как человек, уверенный в своей правоте, он всегда говорил спокойно, не помню его взвинченным, непоследовательным, нервным. С Владимира Уриеловича тоже требовали выполнения плана, но его по-настоящему тревожила ситуация, когда в угоду этих планов нефть варварски «вырывали» из недр.

Владимир Уриелевич инициировал внедрение в практику новых технологий и методов повышения нефтеотдачи. Умение быстро принимать стратегически правильные решения, доводить начатое дело до конца сделало Владимира Уриелевича Литвакова легендой нефтяной отрасли. Его имя увековечено на стеле в честь первой скважины Р-1 на Самотлорском месторождении.

А я, глядя на эту стелу, всегда вспоминаю ту лыжню, на которой в далеком январе 1973 –го года я встретил улыбающегося Владимира Уриелевича…

Вскоре в Нижневартовске меня приметили спортивные тренеры. С теплотой вспоминаю Ивана Федоровича Зеленина, заслуженного тренера, воспитавшего Олимпийского чемпиона – Алексея Волкова.

Меня даже попросили задержаться на три мартовских дня для участия в городских соревнованиях. Я задержался, занял 1-е и 2-е места и с легким сердцем уехал Тюмень, на учебу в институт. Мне еще предстояла защита диплома.

Производственная практика помогла мне определиться с темой диплома. К сожалению, не могу вспомнить кто мне ее подсказал, может, сам надумал, но в итоге все получилось, как говорится, «вовремя и кстати». Тему выбрал с учетом будущей практической деятельности. Содержание проекта «Телемеханизация II-й очереди Самотлорского месторождения» я продумал очень тщательно, особенно специальную расчетную часть «Выбор и расчет частотного избирателя аппаратуры КП (контролируемого пункта) куста скважин». Для выполнения работы мне пришлось еще дважды слетать в Нижневартовск, зато дипломный проект получился очень достойный.

Осуществить проект во многом мне помогли специалисты отдела автоматизации института Гипротюменнефтегаз во главе с Ю.М. Корниловым. Они как раз занимались Самотлором. В 1967 году Гипротюменнефтегаз получил статус Генерального проектировщика по обустройству нефтяных месторождений Западной Сибири и головной организации отрасли по нефтепромысловому строительству в условиях болот и вечной мерзлоты, электроснабжению и электрооборудованию нефтепромыслов и по системам автоматизированного проектирования обустройства месторождений (САПР-обустройства). В 1970-е годы институт выполнял 80% объемов проектных работ Главтюменнефтегаза. Учеными института Гипротюменнефтегаз совместно с НПО «Сибнефтеавтоматика» проводились промышленные испытания установок «Спутник» для автоматизации замера дебита скважин, блочных дожимных насосных станций.

Но главным разработчиком, изготовителем опытных образцов и серийным производителем средств и систем автоматизации промыслов было Тюменское научно-производственное объединение «Сибнефтеавтоматика» во главе с легендарным Вячеславом Алексеевичем Савельевым. В состав объединения в качестве головного предприятия, входил завод «Электрон». С НПО «СИБНА» также, как и с институтом «Гипротюменнефтегаз», у меня в дальнейшем сложились тоже очень крепкие, творческие, производственные отношения. Но об этом позже.

 

Начало. Как внедряли автоматику

 

 

Научно-техническая революция середины ХХ века не обошла наш край стороной, проникла, как смогла, на каждый промысел. Семидесятые годы отличались особым вниманием к информационно-вычислительным процессам, телемеханизации, автоматизации в нефтяной отрасли. 31 декабря 1968 года был издан приказ министра нефтяной промышленности «Об организации Всесоюзного объединения «Союзнефтеавтоматика». Инициатором создания и первым директором ВПО «Союзнефтеавтоматика» был Алексей Иванович Тихонов.

В статье «Новые рубежи тюменских нефтяников» («Экономическая газета», февраль 1970 г.) первый секретарь Тюменского обкома КПСС Б.Е. Щербина писал:

«В прямой связи с грандиозными планами развития нефтедобычи перед нами ставятся не менее грандиозные, подчас не решавшиеся мировой практикой задачи. Самая первоочередная-создать отрасль, базирующуюся на новейших достижениях научно-технического прогресса.

Нефтедобытчики нашли и применили на практике много интересных высокоэффективных методов организации бурения, разработки и обустройства месторождения, внесли весомый вклад в теорию и практику нефтяной промышленности. В результате затраты на создание мощностей для добычи 30 млн тонн в год удалось сократить на миллиард по сравнению с расходами, которые потребовались бы, если бы сибиряки копировали опыт старых нефтяных районов. Особенно высокие показатели достигнуты в бурении.

В результате в 1969 году у нас стоимость добычи нефти была меньшей по сравнению со среднеотраслевым показателем. А через несколько лет, когда повысится эффективность производства, тюменская нефть станет самой дешевой в стране.

Сделанное не должно заслонить от нас тот очевидный факт, что многие коренные вопросы автоматизации, принципов обустройства месторождений, бурения и другие ждут практического решения. На повестке дня –интенсификация темпов отбора нефти из недр. Обычно считается целесообразным после разведки и обустройства месторождения разрабатывать на нем продуктивные пласты в течение 25-30 лет. В наших конкретных условиях, видимо есть смысл, обустраивая полностью (в том числе и создавая мощности для первичной подготовки нефти к дальнейшему транспорту) лишь отдельные центральные площади группы залежей, разрабатывать далеко отстоящие быстрее –за 12-15 лет...

Главное сейчас – всемерная автоматизация промыслов. Мы хорошо осознаем, что завезти на Тюменский север сотни тысяч людей (а по существующим нормативам добычи так и полагается), обеспечить их отличными условиями труда и быта–задача сложная. Кроме длительных сроков для полного территориального освоения требуются и большие капитальные вложения. Выход мы видим во всемирной автоматизации нефтедобычи. Тогда и людей для обслуживания промыслов понадобится гораздо меньше.

В нефтяной промышленности сложились определенные традиции освоения месторождений. С момента их открытия до выхода на оптимальные темпы нефтедобычи проходит, как правило, около 10 лет… Слишком длинна традиционная цепь освоения: сначала полная разведка месторождений (два-четыре года). Затем рассмотрение и утверждение его запасов (полтора-два года), составление технологической схемы разработки (год-полтора), обустройство и разбуривание месторождения (два-два с половиной года), и наконец, промышленная добыча нефти.

Наши условия подсказывают иной путь. Тюменские разведчики вполне в силах за год-полтора с момента открытия месторождения составить предварительное заключение о целесообразности ввода его в разработку. И если вывод положительный, следует без промедления начинать на площади параллельно с разведочным бурением также и эксплуатационное, строить трубопровод, чтобы уже через два с половиной – три с половиной года нефть потоком пошла на переработку. Опыт Самотлора – убедительное подтверждение.

Развитию строительства, как признался Щербина в этой статье, «очень сильно препятствует то, что нет комплексной схемы застройки Тюменского нефтегазового района на перспективу». Именно это обстоятельство порождает порой узковедомственные решения. И вина тут Госплана СССР. Видимо, написал Щербина, «назрела необходимость создать отдел Госплана ССР по освоению Тюменского энергетического района, а также Центральный исследовательский институт проблем Севера…»

4 октября 1971 года, вышел приказ начальника Главтюменнефтегаза В.И. Муравленко «О разработке и внедрении первой очереди «АСУ-нефть» в Главтюменнефтегазе». В 1971 году внедрение АСУ обсуждалось на пленумах Тюменского, Томского обкомов КПСС. К составлению методики поиска оптимального варианта обустройства месторождений с помощью ЭВМ приступил вычислительный центр СО АН СССР. Внедрение АСУ в конце 1973 года начал осуществлять КИВЦ (кустовой информационно-вычислительный центр) Главтюменнефтегаза. В 1975 году была введена в промышленную эксплуатацию первая очередь АСУ-нефть. С её внедрением повысилась оперативность управления производством, сократились сроки разработки планов, проектной документации, что приближало начало промышленного освоения месторождений на 2-3 года. В выполнении научно-исследовательских работ и внедрении их результатов в производство активно участвовали специалисты главка.

Главк решал непростую задачу, а я, как будущий инженер, специалист по автоматике и телемеханике, должен был поскорее войти в тему. Сколько же мне предстояло понять, обмозговать, освоить, чтобы в итоге, принимать взвешенные решения.

Дипломный проект я защитил очень хорошо. Комиссия отдельно отметила серьезность проработки и особенно целенаправленность темы и содержания проекта с учетом конкретной перспективы предстоящей работы по месту распределения.

Но на работу я опоздал почти на два месяца. Произошло это по ряду причин, хотя я себя не оправдываю, нужно быть более ответственным. Но тогда не было бы в моей жизни Ямальского района, поселка Яр-Сале, Обской губы и всего, что с этим было связано. Дело в том, что у нас, стройотрядовцев, был договор с местным оленеводческим совхозом- миллионером и его нужно было выполнять. В итоге вместо 1 августа я прибыл на работу в Нижневартовск 25 сентября. До сих пор стыдно перед своими коллегами, которых подвел.

Александр Елаев, слесарь КИПиА, должен был идти в армию, а его не отпускали, потому что некем заменить. И всё из-за кого-то безалаберного Барышникова, выпускника «индуса», который никак не может прилететь на работу. Представляю, как они меня уже заочно «полюбили».

За день до моего приезда Елаева всё же забрали в армию. Когда я прибыл на водозабор «ВАХ», питающий в то время водой для системы ППД все промыслы, то оказался один на один со средствами автоматизации, которые, естественно, видел первый раз. Ведь практику я проходил на объектах добычи нефти, а не системы поддержания пластового давления (ППД).

Мастер-технолог Виталий Тихонович Маслов показал мне стопку инструкций, которые мне оставил предусмотрительный Александр. И с этого началась моя производственная деятельность под лозунгом: «Забудьте про индукцию и дедукцию, давайте продукцию».

Под моей ответственностью также находились кустовые насосные станции КНС-9 и КНС-17. Расстояние между ними километров пять-шесть. Бывало, идешь от КНС-9 до водозабора «ВАХ» по лесу пешком, и вдруг неожиданно прямо из-под ног вылетают глухари. Вот уж кто не был готов к приходу нефтяников на югорскую землю!

 

«Самотлор Иванович»

 

Р.И. Кузоваткин (слева)

Я еще не сказал, что принимал меня на работу в 1973 году Роман Иванович Кузоваткин, начальник НГДУ «Нижневартовскнефть» имени В.И. Ленина.

Кузоваткин – фигура легендарная, но я тогда еще не представлял масштаб этого человека. Нефтяники в какой-то момент будто забыли его имя и стали называть «Самотлор Иванович». Кузоваткина это не обижало. Он свыкся и сросся со своим делом, став частью этого озера, этих болот, в которых вязла техника, этих кладовых, к которым, чтобы подобраться, надо съесть пуд соли. «Самотлор Иванович» подбирал ключи к недрам, а заодно и к суровым смекалистым мужикам, приехавшим на заработки. Каждый второй возвращался на большую землю, но с теми, кто остался, Роман Иванович шел на штурм Самотлора каждый день.

В 1968 году Кузоваткин возглавил НГДУ «Мегионнефть», а в 1970-м «Нижневартовскнефть». Он был главным по Самотлору, а это говорило само за себя.

На север Кузоваткин приехал из Отрадного, с Мухановского промыла, где его приметил тогдашний начальник управления нефтяной промышленности Средне-Волжского совнархоза Муравленко. Когда Виктор Иванович возглавил Главтюменнефтегаз, самых компетентных специалистов позвал за собой. Решение поехать в Сибирь Роман Иванович принимал непросто. В Отрадном было уже все налажено: производство, бытовые условия. В семье трое детей, а север есть север. Но он все же поехал в Тюменскую область «на разведку».

«Самотлор потряс мое воображение-месторождений подобного масштаба я не встречал, я попросил направить меня для работы именно в Нижневартовский район», – позже рассказывал Кузоваткин. Около 85 процентов площади месторождения состояло из торфяных болот глубиной до 7-8 метров и озер. Месторождение следовало вводить в разработку сверхускоренными темпами.

Мне рассказывали, что, когда к Кузоваткину зачастили журналисты, он их сразу отправлял на объект. Месторождение было всего в нескольких километрах от Нижневартовска. К нему уже проложили бетонную дорогу, разрезавшую уходящее почти до горизонта болото. В этих топях можно было заметить торчащие ковши экскаваторов и буровые. Экскаваторы тонули, а буровые стояли.

Кузоваткин не любил победных рапортов. Не видел смысла в барабанном бое. Он понимал: Самотлор нельзя осваивать так, как разрабатывались другие месторождения. Оно уникально во всем: и по запасам, и по геологическому строению. В мире таких больше нет!

«Многие рассматривают Самотлор, как большой карман. Чем глубже в него засунешь руку, тем больше выгребешь. Но ведь надо думать и о том, что будет после этого. Бездонных карманов не бывает», – с болью говорил Кузоваткин.

Самотлор кормил страну, главная часть валютной выручки шла от продажи нефти. На эти деньги правительство покупало хлеб и колготки, оборудование для нефте- и газопроводов и много еще чего. И у Госплана, конечно же, появился большой соблазн решить все проблемы за счет западносибирских недр. Кузоваткин же считал, что в области надо создавать свою стройиндустрию. Все строительные материалы на тюменский север везли из-за тридевять земель. Строительство обходилось в копеечку. Пока не построили железную дорогу, грузы доставлялись по реке, зимой –с помощью авиации. Кузоваткин критиковал концепцию строительства северных городов. Их решили возводить только капитальными методами промышленного строительства, а на самих месторождениях создавать вахтовые поселки. В результате тысячи людей вынуждены были ютиться в балках. Кузоваткин этого не понимал: на Севере неограниченные запасы леса, из которого можно возводить прекрасные деревянные дома со всеми удобствами. «Деревянные дома строятся на севере Канады, на Аляске, где американцы тоже нашли нефть. А у нас возводить их не разрешают!», – возмущался он. Ему до всего было дело.

Кто летал на север в те годы, помнят дух захватывающую иллюминацию. Это в факелах сжигали попутный газ. Кузоваткин возмущался:

«На наших промыслах уже сейчас ежегодно сжигается в факелах свыше десяти миллиардов кубометров газа А ведь попутный газ – это ценнейшее сырье для нефтехимии. В каждую навигацию мы с неимоверными муками завозим на Север сотни тысяч тонн горючего. Его можно получать на месте. Если мы хотим по-настоящему обжить этот край, нам просто необходимо развивать здесь нефтепереработку и нефтехимию».

Кузоваткин никогда не жил одним днем. Видеть перспективу– дано не каждому. А переработкой попутного газа в Югре все же серьезно занялись.

На Самотлорском месторождении впервые был применен блочно-комплексный способ сооружения объектов нефтедобычи, сокративший сроки их возведения в три раза, был освоен газлифтный метод эксплуатации, позволивший существенно повысить нефтеотдачу пластов. За разработку и внедрение новых высокоэффективных научно-технических и инженерных решений освоения в короткие сроки нефтяного месторождения «Самотлор» Роман Иванович был удостоен звания лауреата Государственной премии. Позже ему будет присвоено звание Почетного гражданина округа.

Страна ждала новых рекордов, а Кузоваткину не давала покоя одна мысль: не надорвется ли Самотлор от повышенных планов? Самотлор, объяснял он начальству, может дать и сто, и сто пятьдесят миллионов. «Правда, если мы выйдем на эти самые сто пятьдесят миллионов, то на следующий же год начнется резкое падение добычи. Чтобы не нарушать геологию пласта и как можно выше поднять коэффициент нефтеотдачи, необходимо очень точно рассчитать максимальную добычу. И потом в течение десяти, а, может быть, и больше лет держать ее на этом уровне. Нельзя рвать такое уникальное месторождение, потомки нам его не простят». Но предостережения Кузоваткина, видимо, не услышали.

Через пять лет после начала добычи Самотлорское месторождение давало уже 100 млн, еще через шесть лет был достигнут пик производства – 155 млн тонн. Добыча на месторождении составляла примерно 25% всей тогдашней нефтедобычи в Союзе! В 1981 году на месторождении добыли миллиардную тонну нефти: планы партии были выполнены.

Но добиваясь высоких дебитов, нефтяники вкачивали в пласты Самотлора гигантские объемы воды. В результате обводненность месторождения к середине 1990-х выросла до 92%. Все это самым негативным образом сказалось на продуктивности месторождения.

Самотлору Кузоваткин отдал 10 лет жизни. Когда в 1977 году не стало Муравленко, Романа Ивановича отлучили от Самотлора, назначив генеральным директором «Юганскнефтегаза». Эту разлуку Роман Иванович очень сильно переживал, но вида не показывал. О Самотлоре он не забывал ни на минуту, и когда недолго работал начальником Главтюменнефтегаза, и когда трудился в Сибирской инновационной корпорации.

«Роман Иванович и Самотлор как сиамские близнецы», – шутили коллеги.

Личность Кузоваткина, её масштаб, стала понятна мне намного позже. Спустя годы я осознал с кем же мне довелось общаться в жизни. А в начале 1974 года я ждал от Романа Ивановича серьезного нагоняя. Тогда я трудился слесарем КИПиА на КНС-4. Набегавшись за день из машинного зала в операторные КИПиА, начальника КНС, где стояли приборы, промочив валенки насквозь, я для просушки снял их и поставил на батарею, а сам, сидя на стуле, прижавшись к теплой стене, крепко уснул. Все это было в будке КИПиА, где стоял вторичный прибор учета общего расхода воды, поступающей на КНС-4. Надо сказать, будка стояла очень неудобно, как раз на въезде на территорию кустовой насосной станции. Вдруг в какой-то момент открывается дверь, и я отчетливо слышу голос Кузоваткина: «Что, спишь?». Я, едва открыв глаза, пробормотал почти во сне: «Да, сплю». «Ну спи, спи» -–прозвучало в ответ, и дверь закрылась.

«Что это было?» – через секунду подумал я, приходя в себя. Потом не без тревоги рассказал об этом своему начальнику участка. Тот меня успокоил. Надо сказать, никаких «репрессий», и правда, не последовало.

Спустя годы мне посчастливилось ещё не раз встретиться с Романом Ивановичем. Это были уже времена рыночной экономики. Кузоваткин на ту пору работал первым заместителем Сибирского научно-исследовательского института нефтяной промышленности в Тюмени, затем возглавил Сибирскую инновационную нефтяную корпорацию. Мы часто встречались на борту самолетов, когда летали по маршруту Москва-Тюмень-Москва. Оказывались порой вместе в Лондоне на ежегодных нефтяных неделях «IP Week». Много времени проводили в неторопливых многочасовых беседах. Мне были интересны его оценки случившегося с нашей страной, воспоминания о том, что было сделано в1960-1980-е годы на Тюменском Севере, и особенно на Самотлоре. Он был во многом не согласен с политикой Горбачева, предпринятых экономических реформах. Говорил об ушедших друзьях и коллегах, их беззаветном служении Родине и выбранному делу. Он и сам принадлежал к той когорте людей, которые трудились не за деньги и должности, а в силу понимания своего долга.

К сожалению, Роман Иванович ушел из жизни очень рано. Сказались тяготы напряженной, ответственной работы, морально-психологический надрыв последних лет. О многом хотелось бы с ним еще поговорить, многое обсудить…

 

Из слесарей в инженеры

 

Проработал я слесарем КИПиА почти год, а с 1 сентября 1974 года меня назначили инженером-технологом в составе районной инженерно-технологической службы (РИТС-1), так как в цехе автоматизации производства (ЦАПе) не было вакансий. Думаю, была и другая причина, почему не нашлось для меня вакансии в профильном цехе: дело в том, я часто отсутствовал ( зимой – до трех месяцев) на рабочем месте. И причина была уважительная.

По результатам лыжных тренировок во время преддипломной практики и особенно последних соревнований в начале марта, когда я занял призовые места, ко мне «привязались» спортсмены во главе с председателем Горспорткомитета Валерием Госперчуком. Старший тренер сборной Иван Зеленин обеспечил меня лучшими в мире (на то время) лыжами. Я с удовольствием тренировался в свободное от работы время, приобретая новых друзей – спортсменов и производственников. С наступлением зимы Горспорткомитет освобождал меня от работы, и я вынужденно отбывал на соревнования в Ханты-Мансийск, Тюмень, Тобольск, Ишим, оставляя рабочее место. Конечно, мои руководители были этой ситуацией недовольны.

Тем не менее, как молодой специалист я участвовал в научно-практической конференции молодых специалистов НГДУ «Нижневартовскнефть» имени В.И. Ленина. Занял второе место, хотя был уверен, что дадут первое. Но мне объяснили: «автоматчики» – вспомогательная специальность, поэтому первое место отдаем геологу. Тема моего доклада «Сравнительный анализ шариковых расходомеров учета воды в системе ППД» была основана на конкретных результатах моей работы в течение этого времени. Научным руководителем был Генрих Саакович Абрамов, заместитель директора НПО «Сибнефтеавтоматика» (г. Тюмень), доктор наук. Мы многие годы с ним сотрудничали, внедряли в производство средства автоматизации.

Будучи инженер-технологом, я полтора года отработал на комплексном сборном пункте-3 (КСП-3), расположенном на берегу озера Самотлор, в самом центре месторождения. Возглавляя бригаду слесарей КИПиА, отвечал за внедрение и работу средств автоматизации по контролю за работой фонда скважин цеха по добыче нефти и газа №3 (ЦДНГ-3). Эта работа полностью отвечала теме дипломного проекта и тому, чем занимался на практике.

В тот период мы внедрили новую, модернизированную систему телемеханики ТМ-600М, являющуюся логическим развитием старой ПАТ «Нефтяник». Кроме того, строились кабельные линии телемеханики на все кусты скважин, активно расширялись КСП и КНС.

Именно в тот период, в самом начале своей производственной деятельности, я познакомился с Геннадием Иосифовичем Орловым, начальником ЦДНГ-3. Объекты этого цеха добычи располагались в самом центре Самотлора, а диспетчерский пункт цеха - на КСП-3 на берегу озера, рядом с первой скважиной «Самотлора» № Р-1. Из всех цехов добычи, которые я знал, на мой взгляд, этот был самый организованный, укомплектованный лучшими кадрами цех. Здесь решались важные задачи по обустройству и обеспечению грамотной разработки центральной части Самотлорского месторождения.

С Геннадием Иосифовичем мне посчастливилось работать и в НГДУ «Белозернефть», когда его назначили сначала главным инженером, а затем начальником НГДУ.

Мы с ним даже жили в одном подъезде, и потому наше общение не ограничивалось лишь рабочим временем.

С самого начала работы в НГДУ я и мои коллеги понимали, что без знания технологии процессов добычи, подготовки и ППД невозможно производство автоматизировать. Наши начальники это чувствовали и доходило до того, что в каких-то технологических проблемах, особенно на объектах подготовки нефти, поручали разбираться нам. Например, главный инженер НГДУ Г.И. Орлов звонил мне, просил зайти к нему и выяснить, что там случилось на Белозерском товарном парке. Я звонил из его квартиры своему дежурному начальнику смены прибористов, и, получив исчерпывающее объяснение, говорил Геннадию Иосифовичу, что технологи, например, не засыпали селикогель или еще что-нибудь. Орлов мне поручал дать команду от его имени уже главному технологическому начальнику смены и т.д. Это могло происходить в любое время суток. Я вскоре поставил Г.И. Орлову отдельный прямой аппарат без номеронабирателя для связи со мной.

Геннадий Иосифович был прост в общении, строг и справедлив в работе. Не помню, чтобы он совершил какой-то поступок, заставивший меня усомниться в его человеческой порядочности. Профессионал, привыкший иметь дело с профессионалами. К сожалению, Геннадий Иосифович непростительно рано ушел из жизни. Его сын продолжил династию нефтяников. Дмитрий Геннадьевич Орлов достойно руководил НГДУ «Самотлорнефть» и продолжает работать в нефтянке. Когда я его встречаю, то конечно же, отмечаю, как он похож на своего отца.

В том же 1974 году я познакомился с Николаем Яковлевичем Медведевым, старшим геологом промысла.

К сожалению, его тоже уже нет с нами. Жизнь Николая Яковлевича оборвалась трагически: 2 апреля 2012 года заслуженный геолог, член совета директоров «Сургутнефтегаза» погиб в авиакатастрофе. Ему было 69 лет, из них нефтегазовой отрасли он посвятил более 40. Благодаря ему в Западной и Восточной Сибири открыто несколько месторождений, создан крупный научный центр – Тюменское отделение НИПИнефть в г. Сургуте. Именно в Сургут из Тюмени Николай Медведев летел на научную конференцию. Но в воздухе случилась беда.

Н.Я. Медведев был примером для меня в деле организации контроля за фондом скважин с помощью средств автоматизации. Он не признавал отчетов, написанных от руки мастерами по добыче. Всегда говорил: «То, что работает, то считает». Собирая еженедельно на планерки мастеров по добыче С. Шибакина, В. Юдаева, Г. Храмова, В. Бахилова, В. Быковского и меня, он оперативку начинал с вопроса ко мне: «Что меряется?». Это означало: какие скважины работают? И только затем разбирался с технологами: каковы причины отсутствия замеров или отклонения дебитов от установленных режимов?

Для нас важно было добиться 100%-го автоматического обеспечения контроля за каждой скважиной, рукописные отчеты бригадиров и начальников цехов добычи – это был уже вчерашний день. В Николае Яковлевиче меня поражал профессионализм, спокойствие и убедительность в работе с мастерами по добыче. Я учился у него быть внимательным, ответственным и даже скрупулезным в обеспечении правдивости информации по автоматическим замерам фонда скважин нашего цеха на КСП-3.

В 1975 году я был назначен начальником участка на комплексном сборном пункте КСП-9, ответственным за обеспечение контроля за фондом скважин комсомольско-молодежного коллектива цеха добычи нефти газа ЦДНГ-4 во главе с Сергеем Викторовичем Муравленко. Я также отвечал за работу средств автоматизации активно развивающихся объектов подготовки и перекачки нефти КСП-9 и уже известных водозабора «ВАХ», КНС-9, КНС-17. Наш участок, входящий в состав цеха автоматизации производства НГДУ «Нижневартовскнефть» имени В.И. Ленина, состоял из двух бригад во главе с мастерами. Также была запущена система телемеханики ТМ-600М, хотя в дальнейшем внедрялись еще более совершенные ТМ-620.

Все комплексные сборные пункты, в том числе КСП-9, привязанные территориально системой трубопроводов к фонду скважин, то есть к добываемой нефти того или иного цеха добычи нефти и газа, входили административно и территориально в состав того или иного цеха подготовки и перекачки нефти (ЦППН). Комплексные сборные пункты в составе ЦППН обеспечивали первичную очистку поступающей со скважин нефти от газа, воды, механических примесей для дальнейшей перекачки нефти на Белозерный центральный товарный парк, где проходила окончательная очистка нефти от солей, воды, механических примесей, газа и прочей нечисти и сдача через товарный узел учета в систему АК «Транснефть» для дальнейшей поставки на нефтеперерабатывающие заводы России или на экспорт. Весь процесс был автоматизирован и постоянно модернизировался.

 

В новое НГДУ «Белозернефть»

 

Начальник цеха автоматизации НГДУ "Белозернефть" С.Г. Петров (сидит слева) и два его заместителя: С.П. Барышников и В.А. Корчагин. Шли по жизни вместе: работа, охота, рыбалка. г. Нижневартовск, 1977 г.

 

В ноябре 1976 года Сергей Петров пригласил меня продолжить работу вместе. Он тогда возглавил цех автоматизации производства нового, отделившегося от НГДУ «Нижневартовскнефть» имени В.И. Ленина НГДУ «Белозернефть», и ему нужен бы заместитель. Я согласился, поскольку Петрова хорошо знал. Я рассказывал, как после поступления в институт нас отправили на строительство спортивно-оздоровительной базы «Олимпия» под Тюменью, там с ним и познакомился, было это еще в 1968 году.

Сергей Геннадьевич Петров прибыл к нам в 1974 году из Урая на должность заместителя начальника цеха автоматизации производства (ЦАП) по приглашению главного инженера НГДУ «Нижневартовскнефть» имени В.И. Ленина – Федора Николаевича Маричева, прибывшего накануне также из Урая.

При создании нового НГДУ «Белозернефть» Ф.Н Маричев, начальник нового НГДУ, назначил С.Г. Петрова начальником цеха автоматизации призводства.

Новое НГДУ было выделено из «Нижневартовскнефти» с северной частью Самотлорского месторождения и всех Северных месторождений НГДУ им. Ленина. В «Белозернефть» вошел Белозерный центральный товарный парк, представляющий собой целый завод по окончательной подготовке нефти с обезвоживанием, обессоливанием и сдачей товарной нефти в систему магистральных нефтепроводов государственной компании «Транснефть».

Когда я стал начальником цеха, на этом участке уже работало 38 прибористов (по 19 человек в вахте), приглашенных с Омского нефтеперерабатывающего завода.

В должности заместителя начальника цеха автоматизации я отвечал за эксплуатацию средств автоматизации всех объектов добычи нефти НГДУ, а также за технику безопасности, противопожарную и электробезопасность.

Я хорошо помнил несчастный случай со смертельным исходом, произошедший на нашем участке. также за технику безопасности, противопожарную и электробезопасность.

Я хорошо помнил несчастный случай со смертельным исходом, произошедший на нашем участке, на КСП-3 в НГДУ «Нижневартовскнефть».

Это было осенью 1974 года. Позвонил мастер по добыче Владимир Васильевич Бахилов, и сразу ошарашил: в помещении блока местной автоматики (БМА), говорит, на полу лежит мертвый человек. Рядом с трупом – паяльник с разобранной вилкой, т.е. с голыми проводами.

Причиной смерти было попадание под электрический ток при несоблюдении правил электробезопасности. В крови пострадавшего нашли большое содержание алкоголя.

Я был свидетелем этого происшествия. Накануне, из-за отказа в работе аппаратуры БМА, там побывал. Обнаружив отсутствие срезанной электрической розетки для решения задачи подключил голые концы паяльника на клеммник и выпаял неисправный блок.

По приезде на базу участка (КСП-3) я обо всем доложил начальнику участка и сделал запись в специальный журнал замечаний об отсутствии розетки.

Это происшествие произвело на меня сильное впечатление.

Поэтому, получив новое назначение, я приложил все силы для создания надежной системы безопасности: инструктажи и техническое оснащение, обучение и проверки, измерения, бумажное оформление по всем объектам эксплуатации. Ушло на это более полугода. И могу сказать, серьезных нарушений, приведших к несчастным случаям, в тот период не было.

На протяжении многих лет наш цех был флагманом в НГДУ «Белозернефть» практически во всем. В кабинете начальника цеха стояло до четырех переходящих Красных знамен за соцсоревнование. Награждали нас за производственную деятельность, профсоюзную, культурную и спортивно-массовую работу, за участие в «Эстафете ударных дел».

Признание всегда придает тебе дополнительные силы, а желание быть лучше, эффективнее, успешнее способствует достижениям новых высот. Это как в спорте, «быстрее, выше, сильнее». Я этот принцип усвоил еще с детства, когда учился в спортивной школе. Но хорошо, когда моральные стимулы еще подкрепляются и материальными. Надо сказать, что заместитель начальника НГДУ по экономике Владислав Александрович Фумберг и начальник отдела труда и зарплаты Надежда Федоровна Чеботаева делали всё, чтобы уровень зарплат в нашем подразделении был высоким. Практически почти весь фонд персональных окладов НГДУ, которые были выше тарифных разрядных ставок, выделялся занятым в сфере автоматизации. Думаю, что руководство управления этому участку работы придавало особое значение.

 

С ростом НГДУ, увеличением количества технологических объектов, внедрением новых методов добычи рос и коллектив цеха автоматизации. У начальника цеха было на тот момент четыре заместителя. К сожалению, троих из них уже нет в живых. Память о Владимире Алексеевиче Корчагине, Александре Семеновиче Ларичеве, Владимире Сергеевиче Мироновском всегда в моем сердце.

Не могу не рассказать о сотрудничестве с «Сибнефтеавтоматикой» (СибНА) На ту пору это объединение, включающее и завод «Электрон», было основным разработчиком и поставщиком средств автоматизации для нефтяных предприятий Западной Сибири. Объединение, возглавляемое Вячеславом Ивановичем Савельевым, находилось в Тюмени. Основная специализация – разработка и производство приборов и систем для контроля и измерения расходных параметров газожидкостных потоков в технологических процессах предприятий нефтегазодобычи и переработки, энергетических комплексов, предприятий водо-, тепло-, газоснабжения и их потребителей.

Вспоминаю ежегодные конференции качества выпускаемой «продукции», проводимые на заводе.

Чтобы быть убедительным на этих конференциях, я завел следующую систему. У себя в кабинете вывесил два разработанных мною больших плаката. На одном – отказы средств автоматизации объектов добычи (по перечню), на другом – системы ППД (по перечню). Разумеется, речь шла о продукции, выпускаемой тюменским «СибНА». Всем начальникам участков раздавались простые формы отчетов по отказам на объектах по тем же перечням средств. Начальники участков приносили их на еженедельные планерки, и суммарные (итоговые) цифры я заносил на эти листы.

Перед поездкой в Тюмень на конференцию я снимал со стены плакаты, за ночь готовил анализ в письменном виде с выводами и предложениями. Мне оставалось эти листы только развесить в актовом зале завода «Электрон» и сделать сообщение на тему, как я говорил, «Вести с полей». Участвовали в обсуждении обычно все начальники производств завода и ведущие инженеры. Конечно, это обсуждение продолжалось не один час: вопросы, ответы, поиск решений. Но никто не считал такие обсуждения нерезультативными, наоборот. Как говорил В.И Савельев, «если бы Сергей не приехал, конференции качества бы не получилось». Он даже, к моему удивлению, подарил мне наручные часы на одной из конференций.

Моя карьера, которую я никак не выстраивал, складывалась сама собой. В 1980 году меня назначили начальником цеха…

Ветераны Самотлора