«Страдал и сострадал»

В этом году исполнилось 170 лет со дня рождения писателя Владимира Короленко.

«Дети подземелья», «Слепой музыкант» – первое что приходит в голову, когда вспоминаем В.Г. Короленко. Но повести из школьной программы – далеко не всё наследие, с которым вошел в историю литературы и общественной жизни писатель. Сибирь, куда был сослан вольнодумец, дала материал для лучших его очерков. Вынужденный путешественник по пути в якутскую ссылку побывал и в наших краях, о чем свидетельствуют его путевые заметки. Короленко видел, правда издали, Сургут, наблюдал жизнь остяков, а новые впечатления превращал в очерки и рассказы.

Современники считали Короленко совестью русской литературы, Горький называл его самым «законченным» человеком из сотен им встреченных.

«Короленко очень много страдал, очень много сострадал», – говорил о нем Луначарский, с которым писатель состоял в переписке.

Владимир Галактионович всю свою жизнь защищал невинно осужденных, собирал средства голодающим, вступался за слабых.

Будущий писатель и народник родился 165 лет назад, 27 июля 1853 года в Житомире. В 1870 году Короленко окончил курс в Ровенском реальном училище. Незадолго до этого умер его отец, занимавший должность уездного судьи, оставив семью без каких-либо средств. Когда в 1871 году Короленко поступил в Санкт-Петербургский технологический институт, ему пришлось вынести самую тяжелую нужду. В 1872 году он поступил стипендиатом в Петровско-Разумовскую земледельческую академию. В 1874 году за подачу от имени товарищей коллективного прошения, он был исключен из академии. Поселившись в Петербурге, учился в Горном институте, добывал средства к существованию работой корректором.

В 1879 году за участие в студенческом движении и революционной работе Короленко был выслан в Вятскую губернию, а затем приговорен к сибирской ссылке. В феврале 1880 года он пишет брату:

«…Весной (в мае, должно быть) – в Сибирь! Здоров, и настроение ничего. Что ж! Сибирь так Сибирь – не пустыня ведь…».   

Перед отправкой в ссылку он просил своих родных писать ему на тюменский приказ о ссыльных. Дело в том, что там ссыльные распределялись по тюрьмам Западной Сибири. Короленко был доставлен в Тюмень 30 июля 1880 года и пробыл здесь менее одного дня. В этот же день его посадили на баржу и отправили водным путем в Томск.

«У большого села Самарова…»

«У большого села Самарова мы достигли самого северного пункта, повернули на юг по Оби и проплыли мимо Нарыма и Сургута. Обь еще неприветливее и пустыннее Иртыша. На десятки верст порой тянется тундра, покрытая бледным тальником. Соответственно с этим и настроение становилось тусклее и раздраженнее», –отмечает публицист Короленко. И далее:

«Теперь мы шли по Оби на юг, приближаясь к Томску. Стало теплее, берега разнообразнее, настроение веселее». 

9 августа 1880 года вместе с очередной партией ссыльных он прибыл в Томск для дальнейшего следования на восток, но на следующий день арестанту сообщили, что приговор смягчен и наказание будет отбывать в Перми. С сентября 1880 года по август 1881 года жил в Перми в качестве политического ссыльного, служил табельщиком и письмоводителем на железной дороге. В марте 1881 года Короленко отказался присягать  новому царю Александру ІІІ и 11 августа 1881 года был выслан из Перми опять в Сибирь.^. Он снова попал в тобольскую тюрьму, где ему припомнили смелое разоблачение тюремных порядков. Писателя поместили в мрачную и глухую секретную камеру-одиночку.

Из Тобольска до Томска Короленко добирался водой на пароходе «Нарым». В «Путевых набросках по Иртышу и Оби» он изложил свои дорожные впечатления. Писатель рассказал о пустынных берегах Оби, о прогулке в Лямином бору под Сургутом во время погрузки дров на пароход. 

Мы вышли на берег, пока происходила грузка. Место это носит название Лямина бора. Действительно, убогий белесоватый тальник сменился на этом берегу высокими деревьями. Но в этом месте собственно бора не было. Вместо него, на далекое расстояние, виднелись старые пни, остатки прежнего леса... Тихо, грустно и бледно, точно все это недорисованный или поблекший ландшафт великого мастера или недоконченная работа творца. 

Саженях в ста от берега арестанты заметили одинокую избушку. Около нее валялись во мху опрокинутые «нарты», вроде саней, только с высокими копыльями и легче. На жердочках сушилась на ветру рыба. Старое заржавленное ружье, кремневка, висело на стенке. В окно виднелся самовар и несколько детских головок.

Как пишет Короленко, дверь избушки приоткрылась, и из нее выглянул мальчик лет семи, с бойкими черными глазами и загорелым лицом:

Он не был похож на дикаря, и, по-видимому, наше присутствие его не удивило. Он только предложил нам следовать за собой.

– Как бы вам, – говорит, – чего здесь не украсти.

Осень в Сургуте

30 августа пароход достиг Сургута, и не останавливаясь проследовал далее. Однако Короленко составил впечатление об этой географической точке.

Сургут расположен в семи верстах от берега, и видеть мне его не пришлось. Это чуть не самое северное место нашего пути… От Сургута Обь поворачивает к северо-востоку. 

Еще Короленко сообщает, что Сургут – «небольшой городок, населенный здешними сибирскими казаками, пользующимися очень дурной репутацией». Окрестное население – остяки. Поселенные здесь служивые казаки – чуть не единственные представители «высшей культуры», и это развило в них, считает писатель, «чрезвычайное самомнение».

Как пишет Короленко, березовские и сургутские казаки, находящиеся в одинаковых условиях, известны как народ «в высшей степени заносчивый, самомнительный, грубый». Кроме того, так как Сургут не представляет никакого поприща для предприимчивости и труда, то единственное средство существования для казака долго представлялось исключительно в казенном «пайке», который прежде выдавался ежемесячно.

«Это обстоятельство оттенило и без того непривлекательный портрет сургутянина-служилого чертами беспечного тунеядца», –дает беспощадную характеристику Короленко.

По маршруту, как замечает арестант Короленко, всё время к пароходу примыкали лодки остяков.

– Рыба давай! – кричали  осятки весело, взбираясь по канатам.

Рыба, как сообщает Короленко в очерке, была куплена за бесценок. Стерляжья уха на троих обошлась  в 10 копеек.

– Винцо, винцо нет ли? – спрашивали остяки.  

По наблюдениям писателя, за косушку водки остяки охотно отдадут всю свою рыбу.

«На пароходах, где есть буфет, остяк, распродав рыбу, тотчас же идет угощаться. Шатаясь, сходит он в свою лодочку, шатаясь, усаживается в нее и отвязывает бечевку.И никто не помнит, чтобы пьяный остяк потонул. Всегда благополучно вынырнет его лодочка, и стрелой пускается остяк домой, в свою избушку, откуда пароход увлек его иногда за десять, пятнадцать и более верст».

Сибирь как место российской драмы 

…Срок сибирской ссылки Короленко отбывал в Якутии в Амгинской слободе. Тяжёлые шесть лет пребывания там стали временем формирования зрелого писателя, дали богатый материал для его будущих сочинений. После ссылкиписатель прожил десять лет в Нижнем Новгороде, затем вернулся в Петербург. Умер в 1921 году в Полтаве, где прожил последние 20 лет, работая над автобиографическим произведением «История моего современника». В незавершенном труде немало страниц отведено путешествию по Сибири ссыльного писателя.

«Сибирь – это настоящее складочное место российской драмы, и я положительно советовал бы нашим молодым драматургам проехаться по этому скорбному тракту», –спустя годы говорил Владимир Короленко. В сибиряках публицист особо подчеркивал свойственное им свободолюбие, тягу к правдоискательству, природную сметливость.