На портале нашего землячества давно существует рубрика «НАВСТРЕЧУ 70 – ЛЕТИЮ ПОБЕДЫ В ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ». Так случилось, что одна из статей Владимира Чирскова рассказывает также и об этом трагичном периоде в жизни страны, и о неоднозначной эпохе освоения нефтегазового комплекса страны…

***

Владимир Чирсков: «А на фронте, думаешь, легче?»

 

Летом 1942 года семилетним пацанам было не до игр. Шла война, война не   придуманная, не воображаемая, а «всамделишная», как мы говорили. И война была совсем рядом. Станция Лепихиновка, где мы тогда жили, находилась километрах в шестидесяти от Сталинграда, на левом берегу Волги. Но гром сражения докатывался и сюда. Много раз на дню, когда начиналась бомбежка, приходилось прятаться по подвалам. Во время затишья люди занимались своими обычными делами, но с удесятеренной, как мне помнится, энергией. Нам, деревенским, надо было выращивать хлеб.

И как можно больше. Хлеб нужен был фронту, и это было заботой номер один.

Мой отец, Григорий Григорьевич Чирсков, в ту пору работал директором Лепихиновской машинно-тракторной станции, которая обслуживала окрестные колхозы и совхозы. В начале тридцатых отец окончил сельхозтехникум, потом работал механиком. В 1938 году прошел сокращенный курс Саратовского сельскохозяйственного института. Словом, был крепко связан с землей. Его ценили как хорошего специалиста. Он, видимо, обладал немалыми организаторскими способностями, легко сходился с людьми, не знал устали, всегда был в курсе событий, привлекал твердостью характера и открытостью.

Моя мама, Мария Прокофьевна, мягкая, добрая, на которой тогда и держался наш дом, окончившая всего четыре класса сельской школы, отличалась большой чуткостью, без труда улавливала настроение близких и обычно умело сглаживала «острые » углы. Теперь она видела, как несладко приходилось отцу, и открыто жалела его. Он сердился: «А на фронте, думаешь, легче?» Непривычно было видеть его хмурое, осунувшееся лицо, набухшие веки. Теперь-то понимаю: он сильно переживал из-за того, что его не взяли на фронт. Ему как члену партии было приказано остаться в тылу. И сколько он ни обращался с просьбой отправить его в Действующую армию, получал решительный отказ: твое место здесь, считай, что это твоя боевая задача - обеспечить фронт хлебом.

Отец вступил в партию в 1931 году и, как многие труженики того периода, искренне верил в правоту ленинских идей и считал своим долгом работать честно и бескорыстно во имя победы коммунизма. Он родился и вырос в заволжских степях. Здесь жили мои деды и прадеды, жили все мои предки. Здесь были мои «корни». Впрочем, если верить словарю «Русские фамилии», Чирсков - фамилия казачья. Да и семейная легенда гласила, что, хотя мы давно обосновались в Заволжье, родом-то из станицы Чирской на Дону.

Похоже, отец был и впрямь казацких кровей. Вроде бы немногословный и на редкость трудолюбивый, он, если кто-то покушался на принцип, мог рубануть - мало не покажется. Был он также исключительно ответственным и беспредельно честным.

- Да, я - коммунист и обязан подчиняться партийной дисциплине, - говаривал отец после очередной разборки в райкоме. - Но мной не должны командовать люди, не разбирающиеся в том деле, которому я обучен и которое знаю досконально. И потому глупых указаний выполнять не собираюсь!

Понятно, что подобная «ершистость» была не по вкусу начальству. И в 1938 году отец едва не попал в жернова репрессий. По чьему-то доносу его однажды отстранили от работы. В доме ждали ареста. Отец написал Сталину письмо и передал его, как рассказал позже, верному человеку. Маловероятно, что письмо попало непосредственно вождю, но что-то сработало. Через месяц обвинение с отца сняли. По обычаям того времени его возили с красным знаменем по колхозам и там, на собраниях, говорили, что Чирсков Григорий Григорьевич - не враг народа, а настоящий коммунист, верный ленинец. Отца восстановили на работе. Однако он ничуть не изменился, держался как прежде. Не шел на компромиссы, не заискивал, нередко открыто конфликтовал. Начальство не питало особых симпатий к беспокойному правдолюбу, стараясь не мытьем, так катаньем от него избавиться. Потому нашей семье приходилось часто перебираться с места на место. Мы порядком исколесили Саратовскую область.

В школу я пошел в Лепихиновке в 1943 году, когда фашистов погнали с Волги. На пути в школу была стройка. Вдоль железнодорожного полотна прокладывали трубопровод. Траншею рыли вручную. На земляных работах были заняты узбеки. Они, как я узнал впоследствии, имели большой опыт сооружения оросительных каналов с использованием кетменей. А местные грунты были как раз очень похожи на среднеазиатские. Так строился керосинопровод Астрахань - Саратов, имевший огромное значение для фронта. Да и после разгрома немцев под Сталинградом на освобожденных территориях требовалось ускоренными темпами вести полевые работы. Тут и пригодился астраханский керосин, поступавший на саратовские земли по 700-километровому трубопроводу в суровую для страны годину.

Я, мальчишка, естественно, не мог предположить, что когда-нибудь встречусь с людьми этой стройки, и что многие из них станут моими соратниками на долгие годы. А если бы тогда мне сказали, что ровно через сорок лет я возглавлю отрасль, специализирующуюся на сооружении трубопроводов, куда более сложных и протяженных, чем «рукотворный » керосинопровод Астрахань - Саратов, я бы счел это буйством фантазии. Впрочем, эта встреча с «трубой», впоследствии ставшей делом моей жизни, была символической. Тогда же и труба, и траншея под керосинопровод казались мне досадной помехой на пути в школу.

В 1944 году отцу дали новое партийное поручение - принять участие в установлении Советской власти и создании колхозов на освобождаемой от фашистов территории Украины. Ему выдали мандат, подписанный самим Н.С.Хрущевым, и День Победы мы встречали на украинской земле. За короткое время отец сумел здесь сделать многое - организовал двадцать колхозов. Чего это ему стоило, знает один Бог, но на родную Саратовскую землю он вернулся с окончательно подорванным здоровьем.

Для меня возвращение в Поволжье было праздником. Я учусь в четвертом классе, увлекаюсь техникой. Поскольку отец мой - отличный механик, все основные разговоры о машинах. Вместо игрушек - шестеренки, винты, гайки. Чего только не мастерили из этого механического хлама - коляски и самокаты, модели паровозов и самолетов. Во всем - рука отца, его уроки. И обретение не только профессиональных навыков, любви к «железкам». Отец, понимаю я сейчас, преподносил мне и другие уроки. Мало того, что он всегда разговаривал со мной, мальчишкой, как равный с равным, уважая во мне личность. Будучи вместе с тем человеком требовательным, он воспитывал меня в строгости, в неприязни к бесхребетности, низкопоклонству, стараясь развить во мне волю, твердость, сопротивляемость. Кажется, ему это удалось. И если я, к примеру, неуступчив по делу - это от отца, который - готов повторить это еще и еще - умел отстаивать свою правоту, а там хоть трава не расти.

В четырнадцать лет я вступил в ВЛКСМ.

Мы снова переезжаем. На этот раз в село Каменка. До ближайшей школы - в Кривом Яре - восемь километров. Добраться туда можно только пешком. Мы с Юрой Еремеевым, моим одноклассником, ежедневно топаем в школу. И ни одного прогула. Понимаю: на мне большая ответственность. Родители немолоды, да и здоровье уже не то. Мне, как единственному сыну, надо будет их содержать, а для этого необходимо получить образование, специальность. Поэтому упорно целых два года ухожу засветло, возвращаюсь поздно - и в дождь, и в мороз, случалось, и в пургу...

Седьмой класс Кривоярской школы я окончил с отличием в 1951 году. Родители довольны. Помню, мы с отцом долго разглядывали мою похвальную грамоту, на которой были портреты Ленина и Сталина. Я и сейчас храню эту грамоту вместе с комсомольским билетом и дипломом об окончании техникума. Туда я поступил сразу же после семилетки. Выбор именно нефтепромыслового техникума решило то, что Саратовская область в ту пору уже была газовой провинцией, там среди прочих готовили и механиков. Я хотел пойти по отцовским стопам и, хотя специализировался не по сельскохозяйственным, а по строительным машинам, был доволен, да и отцу это пришлось по душе.

У нас в техникуме, который входил в систему Министерства строительства предприятий нефтяной промышленности, на самом видном месте висел плакат, изображавший, как на плакатах Великой Отечественной войны, строгую седую женщину. Она задавала теперь вопрос не «Что ты сделал для фронта?», а «Что ты сделал для Туймазов?» Мы, конечно, знали о Туймазинских залежах. Там, в перспективных районах освоения татарской и башкирской нефти, остро ощущалась нехватка кадров. И каждый из нас мечтал о том, чтобы попасть в эту многообещающую глубинку.

Я дождаться не мог, когда закончится учеба, и при распределении не без труда добился своего - направления в Туймазы. Здесь в 1955 году меня в тресте «Туймазы-нефтестрой» назначили механиком строительного управления. Но по-настоящему вникнуть в дело не успел. Пошел служить срочную. Несмотря на то что родители мои были инвалидами и мне, единственному сыну, можно было получить отсрочку.

Многие, особенно в последнее десятилетие, под разными предлогами не хотят исполнять свой конституционный долг по службе в армии. Хочу сказать откровенно: мне три года службы в Вооруженных Силах дали очень многое. Они меня закалили как человека, я окреп физически, был подготовлен к жизни в любых условиях. Это мне пригодилось, когда с палаток начинал строить в Башкирии город Нефтекамск, и особенно, когда посчастливилось с первых лет осваивать необжитой Тюменский край и даже когда стал министром. В армии в 1958 году был принят в члены КПСС. С благодарностью вспоминаю своих командиров-наставников до сих пор.

А после увольнения в запас чуть было не сбился с толку - поехал в Москву поступать в Московский институт международных отношений на факультет журналистики. Дело в том, что я свободно говорил по-немецки: детство-то прошло в районах, где жили немецкие колонисты. А к журналистике прикипел в армии - стал пописывать, и, говорили, не без успеха, в дивизионке. Вот армейские политработники и посоветовали: давай в МИМО...

Помню, что огромная Москва меня не впечатлила. Показалась шумной и суетливой по сравнению с тишайшими городками российской глубинки. Я успешно сдал экзамены по немецкому и прочим предметам, но в институт меня не взяли, не объяснив толком причины. Тогда я думать не мог, что мне, сыну сельского работяги, доступ в Институт международных отношений попросту был закрыт - в моем роду не значилось дипломатов, я был человеком с улицы. Но я не отчаивался, скорее, даже вздохнул с облегчением. Специальность у меня, слава Богу, есть. Пора было помогать старикам. Я решил вернуться в Башкирию, в трест «Туймазынефтестрой», стать, как говорится, на ноги, а учебу продолжить как-нибудь потом.

В 23 года, имея за плечами техникум и армию, а главное, отцовскую закалку, я вполне уже мог принимать жизненно важные решения, брать ответственность на себя.

Когда устроился в Туймазах, вызвал туда родителей.

С работы в системе треста «Туймазынефтестрой» начался новый период моей жизни, условно я назвал бы его «башкирским». Период этот довольно продолжительный, но главное - исключительно важный для меня как в профессиональном, так и в сугубо личном плане. В строительном управлении №3, где я начал свою карьеру механиком, меня вскоре назначили главным механиком. Считаю, мне крупно повезло, что в начале своего трудового пути я встретил таких замечательных людей, как Александр Андреевич Беляев, начальник нашего управления, и главный инженер Хачик Аршахович Саградян.

Будучи человеком энергичным, оперативным, обладавшим хорошими организаторскими способностями, Александр Андреевич Беляев старался собрать вокруг себя молодежь. Александр Андреевич и потом много лет работал в нашей отрасли - управляющим трестом в Оренбурге. А уже в Москве до ухода на пенсию трудился заместителем начальника главка по производству. Хачик Аршахович Саградян обладал неиссякаемой энергией. Это был один из тех заметных организаторов строительного производства, которых мне довелось узнать за годы работы в отрасли.

Вообще наше строительное управление №3 - так называемая «тройка» - было хорошей кузницей кадров. Прораб Ренат Шагалеевич Кудашев вырос до начальника главка. Прораб Николай Николаевич Захаров, как и Кудашев, сначала руководил трестом, а затем главком. Прораб Табрис Фаляхович Хуснутдинов был главным инженером главка в Казахстане. Ну а Мария Владимировна Федорова, единственная в нашем управлении женщина-прораб, стала моей женой. Мария Владимировна, тогда просто Маша, задорная, остроумная, энергичная и обаятельная, была комсомольским вожаком. Не припомнить ни одного общественного мероприятия, где бы она не была инициатором, заводилой, душой любого мало-мальски стоящего дела. Разумеется, все мы были в нее влюблены, а повезло - к моей радости - мне.

В апреле 1959 года мы с Машей справили свадьбу. Все хлопоты взяли на себя горком комсомола и «отцы-руководители» нашего управления. Это была свадьба, каких сегодня, наверное, и не бывает. Скромное убранство стола, простецкие одежды с лихвой восполнялись неиссякаемым юмором, оригинальными сюрпризами, шуточными клятвами, торжественными тостами, добрыми пожеланиями, безудержным весельем. Все это создавало ощущение братства, имеющего корни в большом общем деле, которому мы не за страх, а за совесть служили. 48 лет прошло с того счастливого дня, когда мы создали семью, которая стала моим надежным тылом на все годы. Маша - моя опора в жизни. Она мне жена, товарищ, друг. Всегда советуясь, мы вместе принимали окончательное решение.

В.Г.Чирсков в кругу семьи. Жена Мария Владимировна, дочь Ираида, внук Владимир, Москва, 2005 год

Нефтеносная жила Татарии в те годы начала скудеть. Встал вопрос: чем восполнить убывающие ресурсы? О Западной Сибири тогда еще не было слышно. Ишимбайское месторождение Башкирии тоже клонилось к закату. В зените были Туймазинские промыслы, но их скромные возможности мало что сулили в будущем. Забрезжило, когда в 1956 году дала нефть скважина, расположенная между деревнями Арлан и Ашит. Это было многообещающее нефтяное месторождение Большой Арлан, куда наряду с другими предложили перебазироваться нашему строительному управлению.

Когда в снежном марте 1959 года первый санный поезд, которым доверили руководить мне, пришел из Октябрьского в окрестности села Касево с грузами первой необходимости, там было построено несколько бараков да щитовые домишки. На месте будущего города Нефтекамска простирались посевы озимых.

Летом нам пришлось смонтировать прямо в хлебах первые башенные краны, и стройка худо-бедно приобрела индустриальный вид. К слову сказать, работники нашего управления не оказались трепачами и не ударили в грязь лицом. За малым исключением - по болезни да по тяжелым семейным обстоятельствам - основная масса без сожаления рассталась с уютными городскими квартирами в городе Октябрьском и, как тогда говорили, исключительно по зову сердца поехала осваивать этот Богом забытый район Башкирии. Жить приходилось в палатках, в бараках, что не помешало втом же 1959 году переименовать село Касево в Нефтекамск. То, что буквально за два года в чистом поле вырос крупный рабочий поселок, в немалой степени было результатом ориентации на создание собственного хозяйства. Полигон железобетонных изделий, растворобетонный узел, известковая печь, лесопильный и столярный цехи - с таким набором производств можно было смело планировать и строить любые несложные, но необходимые объекты. Да и нельзя было не воспользоваться тем, что подарила обживаемым местам сама природа, - так называемыми местными строительными материалами: песком, гравием. Требовалось быстро решать проблемы устойчивого обеспечения городка водой, теплом, электроэнергией. Мне пришлось вплотную заниматься этими вопросами, так как в декабре 1959 года меня ожидало очередное назначение - главным механиком треста «Башнефтепромстрой», которому отныне была переподчинена наша «тройка».

Помню, буквально через час-другой после назначения меня срочно вызвал главный инженер треста Юрий Петрович Баталин: «Ты что-нибудь смыслишь в паровых котлах?» - «Нет, - отвечаю, - не разбираюсь». Баталин говорит: «Жаль, а то у нас котел взорвался, поселок может замерзнуть, температура-то около минус тридцати. Пойдем, на месте разберемся». Разбирались всю ночь, и поселок не замерз. «Неплохое начало», - подумал я тогда, не представляя, что аналогичные истории за годы работы в Башкирии случатся не раз. А если бы даже и представлял, сердце бы не дрогнуло. По-моему, говорится не для красного словца, что наше поколение было особой породы. Романтика виделась в преодолении трудностей, и казалось, что все нам по плечу.

Республика Башкирия принимала тогда на себя роль второго Баку, и с подготовкой промышленной эксплуатации Арлана нельзя было мешкать. Какие там заботы о комфорте, если предстояло в короткие сроки подготовить условия для работы нефтяников. Строили базы бурения и нефтепромыслов, базы снабжения. О том, как шла работа, можно судить по результатам, запечатленным в отчетах тех дней.

Управление «Арланнефть» приступило к работе в октябре 1957 года, а летом 1958 года началась пробная эксплуатация промыслов. По нефтепроводу протяженностью 240 километров, который построили работники наших уфимских трестов, на Уфимский нефтеперерабатывающий завод пошло сырье. Внешне задача была как будто успешно выполнена, но с ходу возникли новые проблемы, связанные с обустройством месторождения. Нужно было наращивать объемы добычи нефти. На сработанном наспех да на живую нитку это вряд ли было возможно.

В принципе любая организация, ведущая нефте- и газопромысловое строительство в необжитых районах, в начале работы на новом месте оказывается перед выбором, который в несколько упрощенном виде можно представить так задача - построить город, покрыть улицы асфальтом, подождать, когда вырастут деревья, а затем дружно взяться за освоение промысла. Увы! Реальное представление о ресурсах сырья, не полученного из-за задержки с обустройством месторождения, не позволяет и думать о таком идеалистическом принципе строительства. Коллектив треста «Башнефтепромстрой» успешно справился с задачами, поставленными перед ним, используя абсолютно все наличные возможности, благодаря чему и промыслы обустроил, и город построил. За что был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

За семь лет работы в тресте я прошел хорошую школу. Учиться было у кого. Взять хотя бы управляющего трестом Алексея Аверьяновича Волкова - крупного организатора строительного производства, человека широко образованного, дальновидного, требовательного, но уважительного, знающего цену и себе, и окружающим его людям. За пять лет совместной работы он ни разу не повысил на меня голос. Однако буду откровенен: когда звонил его прямой телефон, у меня всегда по спине пробегали мурашки. Нет, это был не страх, а чувство большой ответственности перед человеком, уважение к которому заставляло меня стараться не допускать в работе промахов, могущих его огорчить.

В Нефтекамске у нас с Машей родилась дочка Ира.

В стране начиналась косыгинская экономическая реформа. Непрерывная система самообразования позволяла мне быть на хорошем уровне технических знаний строительства, но я испытывал недостаток финансово-экономических знаний. В Башкирии я продолжил свое образование, поступив на заочное отделение в Московский финансово-экономический институт. Здесь в 1962 году похоронил отца, не прожившего и шестидесяти лет. За 11 лет Башкирия стала моей второй родиной.

Вспоминая, как начиналось становление в Западной Сибири одной из самых крупных в мире топливно-энергетических провинций, я словно бы возвращаюсь в круг давних знакомых, заново переживаю дела минувших дней. Здесь, набивая, как говорится, синяки и шишки, постигал я науку управления производством, нашел много верных помощников и друзей, окончательно определил и свое место в жизни.

Это был один из труднейших, но счастливейших периодов. Знаю, примерно так же оценивают те времена многие участники освоения. Но все по порядку. В апреле 1966 года состоялся XXIII съезд партии. В документах съезда прозвучал призыв к решительному наступлению на Тюменский Север. К тому времени в Тюмени организовался первый строительный главк - Главтюменнефтегазстрой. Управляющий нашим башкирским трестом, 38-летний Юрий Петрович Баталин, стал там главным инженером. Когда Баталин перебрался из Нефтекамска в Тюмень, на прощанье сказал, что будет рад, если мы вместе поработаем и дальше. На сложных объектах наш башкирский опыт помог бы без раскачки, «с колес» включиться в дело.

В январе 1966 года я наведался в Тюмень. Это была не разведка. Решение работать здесь было принято. И в сентябре меня назначили начальником отдела механизации Главтюменнефтегазстроя. Не скрою, к новым обязанностям я приступил не без опаски. Дело я вроде бы знал. Нефтяные стройки Башкирии, где прошел путь от механика участка до главного механика треста, были - прав Баталин - хорошей школой. Но достаточно ли этого? Первому и единственному в то время строительному главку Тюмени предстояло решать куда более грандиозные задачи, причем на территории, которая не только поражала своими размерами, но и считалась недоступной для промышленного освоения.

И вот первые командировки на Север, знакомство с условиями работы, состоянием техники, которую предстояло опекать. Усть-Балык, Сургут, Нижневартовск, Стрежевой, Урай... И чем больше пунктов посещал я в этих поездках, тем сильнее тревога охватывала меня. Никогда прежде не доводилось видеть такого количества новых, едва сошедших с заводского конвейера машин, выведенных из строя настолько, что оставалось лишь списать их.

Стало ясно: к освоению Севера мы не готовы. Созданная для иных природно-климатических условий техника не выдерживает схватки с болотами, мерзлотой, бездорожьем, суровыми холодами. Вдобавок отсутствовала необходимая инфраструктура. Не было дорог, аэродромов, складов, ремонтных баз. Нои хозяева техники - организации главка - заслуживали упрека. То и дело попадались на глаза разграбленные, утопленные, попросту брошенные в тайге механизмы. Расчетов по техническому обслуживанию, планово-предупредительным ремонтам не было. Не доходили руки идо обучения кадров механизаторов. Заниматься этим всем, по сути, было некому. На уме у руководителей инженерных служб трестов и строительных управлений одно - то, за что каждый день жестко спрашивается: ход строительства, ввод объектов добычи нефти. Встречаясь со мной, руководители подразделений напирали на слово «дай». Дай новые экскаваторы, автокраны взамен вышедших из строя. Становилось очевидным, что если не переломить такой порядок вещей, тюменская стройка превратится в огромную свалку преждевременно загубленной техники.

Тогда-то мы с Баталиным и пришли к выводу: дорогостоящая «тяжелая» техника должна быть сосредоточена в руках специализированной организации, которая возьмет на себя и эксплуатацию, и ремонт, и другие механизаторские заботы и для которой они будут приоритетными. Идею, как видите, подсказала сама жизнь. Пригодился и личный опыт: в преимуществах такого подхода я убедился на примере «Башнефтепромстроя», где создавалось управление механизации. Имею в виду именно подход, ключ к решению проблем. Слепо же копировать ту структуру, то есть просто формировать спецуправления в трестах тюменского главка было бы ошибкой. Разрозненные подразделения, несомненно, оказались бы менее дееспособными в северных регионах. Здесь требовалось уже не управление, а трест механизации - только так можно было радикально улучшить дело. Но это предстояло доказать.

Надо было заручиться согласием начальника главка, Алексея Сергеевича Барсукова, заслуженного строителя. Он был еще далеко не стар, но мы, тогда 30-40-летние работники аппарата главка, беззлобно называли его в своем кругу «дедом». Держал он нас в строгости, сурово распекал за малейшую провинность. И насколько легко загорался новыми идеями Баталин, настолько недоверчив и осторожен был «дед». Вот и к идее создания треста механизации он отнесся прохладно, предвидя, и не без основания, как нелегко будут складываться взаимоотношения новой специализированной организации с генподрядчиками, от которых нам предстояло «отпочковаться». И все же уступил, подписал ходатайство на имя министра газовой промышленности СССР А.К.Кортунова (Мингазпром ведал тогда и нефтегазостроительными организациями).

Министр откликнулся на удивление быстро, приказ о создании треста «Тюмен-газмеханизация» был издан уже в апреле 1967 года. Вопрос, таким образом, в принципе решился, начальнику главка оставалось лишь продублировать указание министра своим приказом и обнародовать имя руководителя треста. Но проходили дни, месяцы, а приказа все не было, «дед» Барсуков словно забыл о тресте. Ларчик же, как говорится, открывался просто. Мне было в ту пору 32 года. Это сейчас в подобном возрасте можно стать министром. Тогда предпочитали убеленных сединой. Я-то, считавший себя стреляным воробьем, «деду» казался мальчишкой. Вот он и присматривался. Но даже когда в декабре 1967 года сделал выбор в мою пользу, более года продержал меня в подвешенном состоянии «и.о.» - исполняющего обязанности управляющего. Однако нет худа без добра. Познав на собственном опыте унизительность такого надзора, я впоследствии обходился с приглашенными на работу иначе, утверждал их в должности сразу. И ставка на доверие в основном оправдывала себя.

Хорошо известно, что освоение месторождений Западной Сибири потребовало перемещения в этот мало освоенный регион крупных материальных и людских ресурсов. А их все равно не хватало. Становилось ясно, что в специфичных условиях одним увеличением ресурсов не обойтись, чтобы обеспечить высокий уровень эффективности работ. Требовались какие-то нетрадиционные организационные решения. Министерством было выбрано правильное направление - создание в Западной Сибири крупных специализированных строительных организаций. Весной 1973 года был сдан в эксплуатацию нефтепровод Самотлор - Альметьевск диаметром 1220 миллиметров, протяженностью 2130 километров. Опыт его строительства показал, что во многом успех дела объяснялся близостью штаба управления стройкой к центру событий. Что достаточно уверенно работали экономические рычаги управления. Что предпочтительнее иметь постоянные коллективы строителей.

Нефтепровод Самотлор - Альметьевск, насосная станция Торгили. Очередная моя встреча с заместителем министра Ю.П.Баталиным. И неожиданный разговор в «газике» на ухабистой лесной дороге.

- Скоро в Тюмени появится еще один главк, - сказал Юрий Петрович. - Главное территориальное производственное управление по строительству магистральных трубопроводов в районах Севера и Западной Сибири. Есть мнение назначить начальником главка... знаешь кого? Тебя.

Не скрою, я был польщен. Однако у меня были достаточно уважительные причины для отказа. Я крепко сработался со своим коллективом, не очень-то хотелось бросать его ради неясных перспектив. Я сказал об этом Баталину. Он легко разбил мои доводы:

- Твои люди никуда не денутся. Часть управления войдет в состав главка.

- Надо подумать, - все-таки не сдавался я.

- Думай, да побыстрее...

В самом деле, только теперь я ощутил всю глубину своей привязанности к тресту «Тюменгазмеханизация». Раньше как-то об этом не думалось. Я просто работал. Привык к тому, что любое событие, любой штрих жизни коллектива касается и меня. Расстраивался, когда что-то не ладилось. Веселел и радовался, случись даже маленький успех наших. И потом, я же не строитель трубопроводов. Конечно, трест принимал участие в прокладке «трубы», но сферой его действий была только «земля» - земляные работы. С технологией сварки, изоляции трубопроводов я был знаком поверхностно. А ведь в линейном строительстве это - основное. Так стоит ли рисковать, пускать под нож свой честно заработанный авторитет?

С другой стороны, смысл в назначении начальником главка человека «со стороны», бесспорно, имелся. Да, я не строил трубопроводы. И именно поэтому свободен от груза профессиональных догм, порой мешающих идти непроторенным путем. А ведь, насколько я понял Баталина, от главка как раз и ждут новаторских шагов. Ну, разве, к примеру, допустимо, чтобы болота и мерзлота «диктовали» строителям свои условия, ограничивая трассовый сезон тремя-четырьмя зимними месяцами? Как ни странно, эта старая беспокоившая меня проблема заставила по-иному взглянуть на предложение Ю.П.Баталина. И оно не казалось мне бесперспективным.

Через несколько дней меня пригласил к себе первый секретарь Тюменского обкома партии Борис Евдокимович Щербина. Конечно, для разговора о Главсиб-трубопроводстрое.

- Три главка ведут работы на наших трассах, - сказал Борис Евдокимович. - И все три сидят в Москве. Руководство оторвано от объектов, многие вопросы решает не оперативно. А что означают эти объекты для экономики страны, вам, я думаю, объяснять не нужно. А если заглянуть на несколько лет вперед? Потребуется удвоить, утроить объемы добычи нефти и газа. И завтрашние трассы наскоком не взять. У них должен быть настоящий хозяин здесь, в Тюмени. Убежден, что главк будет крупнейшим. Хотите знать, какие дела его ждут?

И развернулась передо мной панорама будущих трубопроводных строек, прорезающих нехоженую тайгу и тундру. Уникальных по сложности, по инженерному размаху.

- Соглашайтесь, - дружески посоветовал Б.Е.Щербина. - Открою вам маленький секрет: главк создается по инициативе обкома партии, так что мы вдвойне заинтересованы, чтобы он быстрее вставал на ноги. Рассчитывайте на нашу помощь. Будет необходимость, обращайтесь ко мне. И еще совет: не робейте в Москве, когда поедете на утверждение. Вас рекомендует областная партийная организация.

Эти слова я вспомнил, когда оказался в начале июня в кабинете секретаря Центрального Комитета партии Владимира Ивановича Долгих. Хотя я и не робкого десятка, а волнение было. Ждал экзамена. И не ошибся. Секретарь ЦК поинтересовался, знаю ли я, как идут дела у нефтяников и газовиков области. Я назвал цифры. Рассказал о трудностях, встретившихся на трассе Самотлор - Альметьевск.

- А что, по вашему мнению, нужно сделать, чтобы резко ускорить строительство трубопроводов в Западной Сибири? - спросил Владимир Иванович.

Над этой проблемой я в последнее время размышлял постоянно. Свел воедино все, что читал, слышал о трассах, приплюсовал собственные наблюдения. И начал перечислять: создать технику для покорения болот и вечной мерзлоты, автоматизировать сварку, отказаться от битума при изоляции труб, перейти на полимерную пленку...

Ответы, по-видимому, попали в точку. Во всяком случае, с этой минуты беседа пошла по иному руслу - говорили о структуре главка, о том, как формировать его подразделения, аппарат. Владимир Иванович Долгих посоветовал смело опираться на молодежь, на местные кадры.

- Большое дело поручается вам, Владимир Григорьевич, - заключил разговор секретарь ЦК. - Партия вам доверяет, но партия с вас и спросит...

Объемы работ в Западной Сибири резко росли, и из Москвы, из «кабинетного далека» стало сложно их координировать. Возникла необходимость создать в Тюмени Главное производственно-распорядительное управление - практически штаб тюменской стройки, подчиненный заместителю министра, который должен был по всем вопросам курировать здесь все без исключения. Мне весной 1978 года была предложена эта должность. Я колебался. Мало того, что за эти годы я полюбил Тюменский Север, сжился с ним, но еще не было доведено до ума многое из того, что я задумывал для дальнейшего развития Главсибтрубопроводстроя. В Тюмени я впервые занялся обобщением опыта и поиском новых организационных форм и технологических решений. Защитил кандидатскую диссертацию. И потом, убоявшись столичной сутолоки, моя семья была категорически против переезда в Москву.

Во время первого разговора на эту тему в ответ на мои доводы остаться в Тюмени министр Борис Евдокимович Щербина приводил «антидоводы»: Главсибтрубопроводстрой будет мне подчинен, и я смогу задуманное довести до конца.

Я дал согласие - мне было тогда 43 года.

Создание в короткий исторический срок Западно-Сибирского нефтегазового комплекса в сложнейших природно-климатических условиях и в необжитом регионе является крупнейшим достижением Советского Союза, великим подвигом советских людей. История не знает ни таких темпов, ни таких масштабов добычи нефти, газа и строительства трубопроводных систем. Советские люди привыкли к огромному размаху строительства, к тому, что многие стройки являлись уникальными, глобальными, по праву названными стройками века. Однако ничего подобного или даже близкого к тому, что сооружено в Тюменской области, не было и вряд ли будет. Освоение тюменских кладовых, по сути, стало возрождением к жизни огромного края, раскинувшегося от дышащих зноем казахских степей до стылой земли Ямала. Это дело государственного масштаба и огромной исторической значимости, которое было совершено в основном при жизни одного поколения. Это уникальный случай, и счастливы те, кому выпала удача жить и работать на тюменском меридиане в наиболее созидательные 60-е, 70-е и 80-е годы прошлого века.

Задумываясь сейчас о подвиге первопроходцев Тюменщины, все больше убеждаешься в том, что главной его двигательной силой была советская деловитость, формула которой проста и одновременно сложна - романтика, умноженная на экономический и инженерный расчет. Эта сила привлекла на Тюменский Север тысячи лучших специалистов, лучшую для своего времени строительную технику и технологические решения...

В настоящее время дни и ночи энергия тюменских недр вливается в стальные артерии страны, неся людям тепло и свет, укрепляя могущество Родины. Верится, что в последующие времена не ослабнет пульс в этих магистралях, ставших артериями жизни для сотен тысяч советских людей, поднявших этот край, поставивших его огромные ресурсы на службу нынешнего и будущих поколений.

Когда вначале января 1984 года Бориса Евдокимовича назначили заместителем Председателя Совета Министров СССР (ему был поручен топливно-энергетический комплекс страны), на меня как на первого заместителя было возложено исполнение обязанностей министра. Смена руководства всегда вызывает тревогу и толки. Кого назначат взамен? Какая команда придет с новым министром? Какую линию он будет проводить? Одно было, казалось, очевидным: в те времена руководителями отрасли становились, как правило, первые секретари обкомов партии. А поскольку я не имел опыта партийной работы, а в ранге первого заместителя министра пробыл менее года, я спокойно, без ажиотажа и сверх ожидания, работал себе и работал, не задавая вопросов касательно вероятной фигуры нового министра. Как будет, так и будет...

Члены Правительства СССР на заседании Верховного Совета СССР. Москва, 1985 год

Жизнь, однако, распорядилась по-иному. В первых числах февраля Борис Евдокимович, который всегда основательно вникал в кадровые вопросы, поделился со мной, что есть, мол, мнение назначить министром... меня. Это было как снег на голову. Я, по правде сказать, оторопел: нарушалась годами сложившаяся традиция. Решение этого вопроса, говорил между тем Борис Евдокимович, задерживается из-за болезни Генерального секретаря ЦК КПСС Ю.В.Андропова. «Добро» на назначение министров давал только он. Утверждение в ЦК КПСС и на Верховном Совете было, по сути, автоматическим.

Не буду описывать, какие сомнения обуревали меня и как горячо я убеждал Бориса Евдокимовича в не посильности для меня новой должности. Он только усмехался и повторял: «Я, брат, знаю тебя лучше, чем ты себя...» Девятого февраля во второй половине дня меня пригласил секретарь ЦК Владимир Иванович Долгих. Буквально в начале нашего разговора зашел его помощник с печальным известием: умер Ю.В.Андропов. В связи с этим разговор был кратким. Владимир Иванович сказал: «Отбрось сомнения, берись уверенно, у нас еще будет время поговорить более подробно». Неделю с лишним спустя я был на приеме у Председателя Совета Министров Николая Александровича Тихонова. Он интересовался обстановкой в отрасли, спрашивал, какие проблемы тормозят дело. Дал некоторые пригодившиеся мне позже советы. Потом он позвонил К.У.Черненко и после короткого разговора сказал мне, что Генеральный согласен на мое назначение. Утром следующего дня по радио я услышал Указ о моем назначении министром.

Печальный конец горбачевской перестройки в стране заставляет вспомнить о тогдашней системе управления. В стране десятилетиями отрабатывалась и в результате сложилась командно-административная система управления государством. В начале этого пути вся государственная власть в СССР принадлежала Советам, но постепенно на всех уровнях органы государственной власти были продублированы партией и подменены диктатурой парт аппарата. Депутаты в Советы назначались, а выборы их были фикцией. Они собирались на сессии, чтобы одобрить - и непременно единогласно - заранее подготовленные аппаратом решения. Так происходило сращивание государственных структур с Советами, результат - тотальная подмена государства партией. Система управления в стране была партийно-государственной, и главенствующую роль в ней играли Политбюро ЦК КПСС и партийные аппараты в центре и на местах. Парт аппарат был стержнем в политике, экономике и идеологии. Хозяйственный же аппарат в лице Совета Министров СССР проводил социально-экономический курс партийно-государственной системы.

В Конституции было записано: «Совет Министров СССР - правительство СССР - является высшей исполнительно-распорядительной властью в СССР». На практике этот орган не обладал необходимыми правами и возможностями управления страной. Вопросы внешней политики, обороны, государственной безопасности страны, до 1985 года управление военно-промышленным комплексом, сельским хозяйством, внешней торговлей относились исключительно к компетенции Политбюро ЦК КПСС и Центрального Комитета партии. Мне всегда было непонятно, почему за те семь лет, что я был в составе Совета Министров, на его заседаниях не присутствовали члены правительства - министры иностранных дел, обороны и руководители Комитета государственной безопасности. Рассмотрение деятельности этих ведомств даже для нас, членов правительства, было закрытой зоной. Таковы были законы системы.

Из этого следует: члены правительства не могли влиять на деятельность многих отраслей, а значит, и нести коллективную ответственность за работу Совета Министров СССР. Как оказалось, Совет Министров СССР на самом деле не был ни советом, ни коллективным органом. Между ЦК КПСС и его Политбюро, с одной стороны, и Советом Министров СССР, с другой, нередко возникали трения и противоречия. Ведь если первый орган директивно принимал несбалансированное, слабо проработанное решение по тому или иному хозяйственному вопросу, то второй должен был претворять его в жизнь. Министры как профессионалы не могли не видеть, не понимать, насколько плохо подготовленными, даже несостоятельными были иногда партийные решения, постановления или кампании. Но дисциплина была жесткой, наши возражения не принимались, и нужно было все выполнять. Противоречие между ЦК и Совмином было всегда, но особенно остро это ощущалось во времена, когда правительство возглавляли А.Н.Косыгин, Н.А.Тихонов и Н.И.Рыжков. Механизм взаимоотношений ЦК и правительства был мне непонятен.

Когда страна встала на путь демократии, когда депутаты действительно стали народными и появился такой относительно демократический орган власти, как Верховный Совет СССР, имевший функции законодательной и исполнительной власти по руководству народным хозяйством и всеми сферами жизни общества, у него возникли новые противоречия с правительством. Верховный Совет СССР во главе со своим Председателем М. С. Горбачевым взял на себя функции, которые раньше были у ЦК и его Политбюро. Разница была лишь в том, что в отраслевых отделах ЦК КПСС работали специалисты, а в комитетах и комиссиях Верховного Совета зачастую были малокомпетентные люди. И в то же время Верховный Совет по многим вопросам подменял Правительство СССР.

Пока система власти в стране была незыблемой, ни о каком президенте не могло быть и речи. Считалось, что Президиум Верховного Совета СССР - «коллективный президент». Вручать исполнительную верховную власть какому-либо лицу, избираемому всеми гражданами страны, просто не было необходимости. Теперь обстановка изменилась и стало очевидно, что положение Председателя Верховного Совета абсолютно не соответствует статусу главы государства. Тогда у М.С.Горбачева и возникла идея создания в 1990 году президентского правления. Власть президента должна была стать противовесом исполнительной власти по отношению к законодательной. И сразу возникли конфликты между президентской структурой и Правительством СССР. Они были неизбежны, так как не было разграничения, кто и за что конкретно несет ответственность перед обществом.

Эту двойственность положения остро ощущали и мы, министры. Не хватало свободы действий, самостоятельности в решении даже мелких вопросов. В каждом действии - кадровом, хозяйственном - существовала постоянная зависимость, необходимость многочисленных согласований и утверждений. Меня лично такая «свобода действий» угнетала.

С 1917 и до 1991 года истории известны фамилии всего десяти председателей Совета Народных Комиссаров - Совета Министров СССР. Последних трех - Алексея Николаевича Косыгина, Николая Александровича Тихонова, Николая Ивановича Рыжкова - я знал лично, по долгу службы. Работая с 1973 года начальником главка в Тюмени (эта точка тогда имела особое притяжение для руководства страны), затем с 1978 года - заместителем министра и семь лет до развала Советского Союза - министром в составе двух последних правительств СССР, мне пришлось принимать участие во многих проводимых ими мероприятиях и много общаться.

В 1984 году я вошел в состав Правительства СССР, которое возглавлял Н.А.Тихонов. Мне тогда еще не было 49 лет, и я был одним из самых молодых министров. Возраст же многих членов правительства был далеко за 70. Это были главным образом государственные, ответственные и всем известные люди, опытные практики, крупные организаторы, хорошо знающие производство вверенных им отраслей. Они сделали много полезного для страны. Назову лишь несколько имен, это: Е.П.Славский, А.А.Громыко, Д.Ф.Устинов, П.Ф.Ломако, В.В.Бахирев, Н.Ф.Васильев, А.А.Ежевский, В.Н.Поляков, П.С.Непорожный, С.А.Афанасьев, Б.В.Бакин, Т.Б.Гуженко, Э.К. Первышин, В.П.Елютин, П.Н.Демичев, П.В.Феногенов, К.И.Брехов, А.И.Шокин, Е.А.Козловский, B.C.Федоров, В.Ф.Гарбузов, Н.В.Голдин и др. У этих руководителей нам, молодым, было чему учиться. Они подсказывали необходимые решения по сложным вопросам, но, самое главное, они помогли нам войти в систему общения и взаимопомощи членов правительства. Я многим обязан этим людям за хорошую школу. Это было сильное и ответственное правительство. Оно полностью отвечало требованиям жесткой централизованной планово-распределительной системы.

Николаю Александровичу Тихонову в 1985 году исполнилось 85 лет, когда его на посту Председателя сменил Н.И.Рыжков. С его приходом пошло постепенное омоложение правительства. Ровным по составу было последнее Правительство СССР, сформированное в 1989году. Его называли правительством Н.И.Рыжкова. Хотелось бы сказать несколько слов о рождении последнего Правительства СССР.

Второго июня 1989 года состоялся Пленум ЦК КПСС, на котором Н.И. Рыжков выступил с предложением по персональному составу нового Правительства СССР. Он был сильно обновлен: 45 министров были отправлены на пенсию. Не у дел оказались работоспособные опытные специалисты, крайне необходимые для своих отраслей, среди них министр нефтяной промышленности В.А.Динков, министр геологии Е.А.Козловский и другие. Мне было непонятно, почему были отстранены в нефтяной промышленности В.А.Динков и В.Ю.Филановский, без преувеличения, они были стержнем нефтяной отрасли. Пленум сделал замечания по некоторым кандидатам и утвердил предложение Н.И.Рыжкова. Было также решено персонально утверждать кандидатов в члены правительства на заседаниях Верховного Совета СССР. Но до этого наши кандидатуры должны будут рассмотреть на комитетах и комиссиях Верховного Совета. Вся процедура была совершенно не организована. Будущие министры сидели и ждали, когда и какой комитет пригласит их на собеседование.

20 июня меня пригласили в Комитет Верховного Совета СССР по вопросам строительства и архитектуры. Председателем этого комитета был Б.Н.Ельцин. Перед заседанием я позвонил Борису Николаевичу и спросил, какой будет порядок рассмотрения. Он сказал, что необходимо минут за двадцать проинформировать о работе министерства. Я сделал сообщение об отрасли, затем ответил на вопросы, которых особенно много было по экологии, а также не относящихся к деятельности нашего министерства. Б.Н.Ельцин в тот период был «главным демократом», поэтому заседание проходило сумбурно, неорганизованно. Депутаты ходили, выкрикивали реплики с мест. После моего выступления заговорили депутаты. Многие из них, очевидно, впервые видели так близко члена правительства и, получив право дать оценку его деятельности, применили все свое «красноречие», порой переходящее в личное оскорбление.

Я смотрел на это сборище случайных людей и думал о том, до чего дошла наша страна, когда совершенно некомпетентные люди в делах отрасли дают оценку работе полумиллионного коллектива. Б.Н.Ельцин своим заключительным словом постарался немного сгладить впечатление от балагана. После его выступления меня решили рекомендовать.

27 июня состоялось заседание Верховного Совета, где Н.И.Рыжков докладывал вопрос «Об образовании Совета Министров СССР». Он заявил, что шесть кандидатов в члены правительства не получили поддержки в комитетах и комиссиях, поэтому новые кандидатуры на эти посты он представит позже. Депутаты стали обсуждать новую структуру Совета Министров СССР. Два выступления коснулись нашего министерства. Директор Бутовского кирпичного завода депутат М.А.Бочаров (заместитель Б.Н.Ельцина в комитете) предложил объединить воедино министерство Миннефтепром СССР, Мингазпром СССР и Миннефтегазстрой СССР, а депутат А.Атаджанов (начальник объединения «Узбекгазпром») сделал противоположное заявление: Миннефтегазстрой нужно разделить между Миннефтепромом и Мингазпромом. И подобных легковесных выступлений по другим отраслям было немало.

С 28 июня по 6 июля 1989 года ежедневно на заседаниях Верховного Совета рассматривались кандидатуры членов правительства. Пятого июля очередь дошла до меня. Были вопросы и ответы. Затем выступило шесть депутатов. Последним взял слово Б.Н.Ельцин, это было единственное выступление по кандидатам в члены правительства. Он сказал, что лично меня знает с положительной стороны и рекомендует утвердить. При голосовании из 385 депутатов «за» проголосовали 341- Так демократическим путем в июле 1989 года было сформировано последнее Правительство СССР.

Поменялась структура Совета Министров СССР, в связи с чем количество отраслевых министерств сократилось с 52 до 32. В новом правительстве было 57 министров и руководителей комитетов (вместо 82 в старом). И в персональном составе произошли кардинальные изменения: из членов правительства образца 1984     года в нем осталось всего одиннадцать человек. В правительство также вошли ученые, общественные деятели, творческие работники. В Совете Министров работали восемь академиков и членов-корреспондентов, около 20 докторов и кандидатов наук. Многие оценивали это правительство как самое образованное.

Зная ситуацию, как говорится, изнутри, могу утверждать: это правительство было подготовлено не только к оперативно-хозяйственной деятельности, но и к аналитическим методам управления. По своему составу и назначению оно было ориентировано на осуществление экономических реформ и на внедрение новых методов управления. По своим качествам правительство действительно располагало большими потенциальными возможностями, и очень жаль, что ему не дали целенаправленно работать и что его возможности не были полностью реализованы.

В ноябре 1990 года М.С.Горбачев неожиданно «сдал» это образованное правительство. Согласно решению съезда депутатов СССР оно продолжало работать до создания Кабинета Министров при президенте страны. Время шло, а новое правительство не было сформировано. Президент СССР оказался без каких-либо рычагов управления экономикой огромной страны.

Члены последнего кабинета Совета Министров СССР на сессии Верховного Совета слушают речь М.С. Горбачева, предопределившую отставку правительства.  Москва, ноябрь 1990 года

Третьего января 1991 года после двухгодичного перерыва мне неожиданно позвонили из ЦК КПСС и пригласили на совещание. Когда я туда приехал, то увидел своих товарищей, министров, которые некогда устно и письменно просили о встрече с президентом. Никто из них не знал, по какому поводу мы приглашены и кто будет с нами беседовать. На встречу с нами пришли тогдашние секретари ЦК партии. Совещание открыл Олег Шенин. Он сказал, что Горбачев не смог сам встретиться с нами, поэтому они по его поручению проведут беседу с министрами. Он сказал, что есть необходимость обменяться мнениями о положении в стране, узнать, как министры относятся к кандидатурам на должность премьер-министра, при этом назвал B.C.Павлова, Ю.Д.Маслюкова и В.И.Щербакова.

В выступлениях министров В.И.Мельникова, Н.С.Конарева, Л.И.Филимонова, Г.А.Габриэлянца, Ю.К.Семенова, Л.А.Давлетовой, Н.А.Паничева, Н.А.Пугина, В.М.Величко, В.А.Брежнева, В.А.Быкова, С.В.Колпакова и моем прозвучали откровенные оценки состояния народного хозяйства страны. Говорили об известном - о том, что в стране потеряна управляемость, народное хозяйство разбалансировано, с министрами никто не советуется. Президент избегает встреч. ЦК также отказался от услуг министров-коммунистов. Многие отрасли уже не работают и наполовину. В стране непредсказуемая экономическая политика. Относительно всех трех кандидатур на должность премьер-министра мы, словно сговорившись, высказались отрицательно. О.С.Шенин произнес извинительно-успокоительную речь. Сказал, что о нашей беседе будет доложено М.С.Горбачеву.

Это была наша последняя беседа в ЦК КПСС, которая совершенно не походила на былые совещания. До сих пор не могу понять, кому и зачем она была нужна. Ровно через десять дней М.С.Горбачев, который в очередной раз не прислушался к мнению своих министров, назначил B.C.Павлова премьер-министром своего кабинета.

И вот 22 января 1991 года, через два месяца после отставки, нас всех пригласил Премьер-министр СССР B.C.Павлов. Он сказал примерно следующее: «Мы с вами должны действовать в рамках Конституции - пока не будет нового Кабинета Министров, нужно работать. Мы должны определиться с новой структурой управления народным хозяйством, сейчас цельной структуры нет; мы решили обратиться к вам, чтобы помогли нам и дали предложения в увязке своих отраслей со смежными отраслями; дать свое видение блока отраслей, органов их управления, а также их функций. О личной судьбе не нужно проявлять беспокойство: с каждым из вас мы повстречаемся; ваш опыт огромен, и это нужно ценить, мы вас рассматриваем как друзей и соратников».

Мы, конечно, дали B.C.Павлову наши предложения. Это была последняя встреча последнего Правительства СССР. Конечно, никто нас больше не вспомнил, никто не позвал и никому наш опыт не оказался нужным, а жаль, мы могли еще много пользы принести обществу. Страна находилась в тяжелом положении, и отсутствие правительства было преступно.

В августе 1990 года, к великому сожалению, ушел из жизни Б.Е.Щербина, который меня морально поддерживал все это сложное время. Сошел со сцены Н.И.Рыжков, который, хотя и был чрезмерно уступчив и мягок, также меня понимал и старался по мере возможности оказывать поддержку. Работать под непосредственным руководством президента, действия которого я давно не одобрял и которому не доверял, но в это же время был вынужден нести ответственность перед трудовыми коллективами отрасли за их благополучие, я не мог.

В конце декабря 1990 года я направил на имя полу отставленного Н.И.Рыжкова просьбу об освобождении меня от обязанностей министра. А в январе систему управления отраслью мы полностью передали в концерн «Нефтегазстрой». Стали параллельно существовать две структуры управления - концерн и министерство, что говорило само за себя. Поскольку я подал заявление об отставке, ни на одном заседании кабинета уже не присутствовал. Систематически напоминая о своей отставке, я не получал ровно никакого ответа. Уже на имя нового премьера - В.С.Павлова - вынужден был написать еще одно прошение. И на сей раз молчок.

Время шло. Мне исправно подают машину из гаража Совмина, привозят зарплату из Кремля. Живу на государственной даче в Успенском. Можно, конечно, было подождать и пожить так годик-два. Не позволяла совесть, да и до пенсии еще пять лет надо было где-то работать. Поэтому мы решили, что меня освободит от должности министра мой заместитель - председатель ликвидационной комиссии министерства А.П.Весельев. И в мае 1991 года он подписал приказ. После этого никто из руководства страной со мной не беседовал и не интересовался тем, кто и как меня освободил. Я сказал водителю совминовского гаража, чтобы больше за мной не приезжал. Позвонил в бухгалтерию Совмина, попросил зарплату мне не привозить, освободил госдачу.

Так закончился семилетний период моей работы министром СССР. Это было незабываемое время. Годы удач и ошибок, побед и поражений. С теплотой вспоминаю всех членов Правительства СССР, это были государственные деятели, специалисты высокого класса, люди, преданные своему делу, своему народу. Оглядываясь назад, я четко вижу, что многое из старой системы управления должно было отмереть, но не все нужно было рушить. Ведь не только в области балета и строительства ракет мы были впереди планеты всей...

В апреле 1991 года было необоснованно ликвидировано и потеряно для общества Министерство строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности СССР. Всего за период 1973-1990 годов организациями министерства выполнено строительно-монтажных работ на 130 миллиардов 150 миллионов долларов. Миннефтегазстрой СССР стал крупной отраслью с высоким научно-техническим потенциалом, развитой сетью структур и организаций, возросшей энерговооруженностью и современной индустриальной базой. Коллективами организаций и предприятий Миннефтегазстроя СССР были решены крупные целевые задачи по обустройству нефтяных и газовых месторождений Западной Сибири, Туркмении, Узбекистана, Казахстана, Коми АССР, других регионов страны, сооружению мощных трубопроводных магистралей, газоперерабатывающих заводов.

На нефтяных и газовых промыслах были созданы мощности по ежегодной добыче и подготовке к транспорту 760 миллионов кубометров газа и 509 миллионов тонн нефти. Были обустроены: газовые месторождения Медвежье (1972 год), Уренгойское (1978 год), Вынгапурское (1978 год), Ямбургское (1986 год), Оренбургское, Советабадское, Шатлыкское, Астраханское, Карачаганакское и др., наиболее крупные нефтяные месторождения: Самотлорское, Усть-Балыкское, Федоровское, Холмогорское, Тенгизское и др. Во второй половине 1980-х годов было обустроено 207 новых нефтяных месторождений.

Ускоренное формирование нового нефтегазодобывающего комплекса на базе месторождений Западной Сибири стало возможным благодаря созданию в стране мощного производственно-технического потенциала. Очень важную роль при этом сыграло и капитальное строительство. Ведь на необжитой территории площадью полтора миллиона квадратных километров в тяжелейших природно-климатических условиях были созданы производственные фонды, обеспечивающие более половины общесоюзной добычи нефти и природного газа. В Западной Сибири только Миннефтегазстроем СССР выполнен объем подрядных работ на 67 миллиардов долларов. Осуществление в этом регионе крупно-масштабной строительной программы в сжатые сроки позволило увеличить добычу нефти, включая газовый конденсат, в 1990 году - в 11 раз по сравнению с 1973 годом, а природного газа - в 40 раз.

Одним из главных факторов создания в короткие сроки основных фондов для нефтяной и газовой промышленности стала широкая индустриализация нефтегазового строительства, базой которой при сооружении мощностей по добыче, подготовке и транспортировке углеводородного сырья явился революционный комплектно-блочный метод, разработанный и внедренный в нашей отрасли.

1970-1980 годы стали важнейшим периодом в строительстве магистральных трубопроводов. Сформировались и новые самостоятельные транспортные отрасли народного хозяйства - Единые нефтегазодобывающие системы страны. Развитие сети трубопроводов опережало темпы добычи нефти и газа. Было введено в действие: 329 тысяч километров трубопроводов, втом числе 195 тысяч километров магистральных; 324 нефтеперекачивающие и 660 компрессорных станций; 31 подземное хранилище газа с активной емкостью 81 миллиард кубометров и суточным отбором 440 миллионов кубометров, газоперерабатывающие заводы общей мощностью 41 миллиард кубометров переработки газа в год. Только из северных районов Тюменской области была проложена 21 газовая магистраль, 18 из них диаметром 1420 миллиметров, и пять нефтяных магистралей диаметром 1020-1220 миллиметров. Из 142 тысяч километров построенных магистральных газопроводов 55 тысяч километров были сооружены из труб диаметром 1420 миллиметров. Известно, насколько это было непросто.

В нефтегазодобывающих районах построены десятки современных городов. Среди них Октябрьский и Нефтекамск в Башкирии; Альметьевск и Лениногорск в Татарии; Урай, Надым, Новый Уренгой, Ноябрьский, Когалым, Сургут, Нефтеюганск, Нягань, Белоярский в Тюменской области; Вуктыл, Ухта, Усинск в Коми АССР; Небит-Даг в Туркмении и др. В этих городах введены в эксплуатацию жилые дома общей площадью 31 миллион квадратных метров, школы на 35 тысяч учебных мест, дошкольные учреждения на 201 тысячу мест, поликлиники на 45 тысяч посещений и другие объекты.

Созданные мощности обеспечили годовую добычу в конце 1980-х годов 624 миллионов тонн нефти (включая газовый конденсат) и 845 миллиардов кубометров газа, что больше, чем в 1970 году, соответственно в 1,8 и 4,2 раза. СССР прочно занимал первое место в мире по ежегодной добыче нефти и газа. Экспорт нефти и нефтепродуктов с 1970 года возрос в два раза, а газа почти в 30 раз. Грузооборот всех видов транспорта СССР увеличился в два раза, а трубопроводного транспорта - в 6,4 раза и достиг 32,2 процента общего грузооборота в стране. Необходимо отметить, что в США на этот период он составлял только 18,5 процента.

Миннефтегазстроем СССР решались и зональные строительные задачи. Сооружены крупные объекты автомобилестроения - заводы-спутники КамАЗа, ВАЗа, предприятия машиностроения, химической индустрии, фарфоро-фаянсовые заводы, хлопкопрядильные фабрики и другие предприятия легкой промышленности. Выполнены значительные объемы работ на объектах, составлявших материальную базу агропромышленного комплекса. Сданы в эксплуатацию крупные предприятия для пищевой и мясомолочной промышленности - заводы, комбинаты, холодильники. Для сельского хозяйства построены животноводческие комплексы, тепличные комбинаты, водопроводы и др. Сооружен крупный народно-хозяйственный комплекс - магистральный аммиако-провод Тольятти - Одесса протяженностью 2400 километров. По этой магистрали ежегодно можно транспортировать 2,5 миллиона тонн жидкого аммиака - ценнейшего химического удобрения. Эта уникальная по техническому решению автоматизированная система могла обеспечить жидким аммиаком многие сельскохозяйственные районы РСФСР и Украины.

В отрасли было создано новое суспензионное топливо на основе воды и угля. Была разработана технология его производства, транспортировки и сжигания. Был построен и введен в эксплуатацию углепровод Белово - Новосибирск протяженностью 262 километра диаметром 530 миллиметров, производительностью по сухому углю три миллиона тонн.

Коллективы отрасли успешно работали за рубежом. Выполнено более 50 контрактов по нефтегазовым объектам в 17 странах - Иране, Ираке, Нигерии, Анголе, Алжире, Афганистане, Кубе, Финляндии, Йемене, Ливии и др. На международном рынке отрасль была конкурентоспособна, особенно в трубопроводном строительстве. Наши услуги высоко котировались, а конкуренты относились к нам с должным профессиональным уважением. Миннефтегазстрой осуществлял крупное интеграционное строительство со странами - членами Совета экономической взаимопомощи. В некоторые годы на наших объектах работало до 60 тысяч человек из этих стран.

Значительно была укреплена производственная база отрасли, в развитие которой вложено более 25 миллиардов долларов. Отраслевая наука имела 38 институтов и конструкторских бюро. У нее была прочная связь с академической и вузовской наукой. Отрасль в конце 1980-х годов - это 22 специализированных строительных и два проектно-промышленных объединения, включавших 146 строительно-монтажных трестов, производственных и проектно-строительных объединений, 73 промышленных предприятия. В пик развития отрасли в 1988 году организациями Миннефтегазстроя СССР было выполнено строительно-монтажных работ на 12 миллиардов 250 миллионов долларов, в том числе в Западной Сибири на семь миллиардов 650 миллионов долларов. По сравнению с другими министерствами страны это самые крупные объемы строительно-монтажных работ. В мире также не было и нет аналогичной организации.

В 1988 году отраслевая промышленность выпустила продукции на один миллиард 100 миллионов долларов. В основном это строительные конструкции и трубные детали, специальная техника. Специальные машины, ориентированные на строительство трубопроводов, проектировали, создавали опытные образцы и на заводах отрасли выпускали нужные партии.

В отрасли были организации рабочего снабжения, связи, медицинского обслуживания, образования, отдыха, спорта и т.д.

В последние годы перед развалом Советского Союза ежегодно строилось 20-21 тысяча километров трубопроводов в год. Столько же трубопроводов по пропускной способности строили все остальные страны мира, вместе взятые. В трубопроводном строительстве мы    работали на мировом уровне, а в сооружении трубопроводных систем большого диаметра были признанными лидерами. За всеми этими достижениями Миннефтегазстроя СССР - огромный труд 500-тысячного коллектива. Никакого застоя у нас не было.

Необходимо отметить, что отрасль не есть нечто замкнутое, развивающееся само по себе. Она не сложилась бы в ее возможностях, потенциале, если бы была изолирована от общего технического прогресса в стране. Параллельно развивалась металлургия. Осваивались новые марки стали, становились реальностью трубопроводы новых диаметров. Развивалась химическая промышленность. Она предоставила новые материалы для изоляции трубопроводов. Совершенствовался транспорт - были созданы машины, открывшие совершенно новые возможности как в повышении грузоподъемности и надежности, так и в использовании в экстремальных природных условиях.

Все, что стало возможным в 1970-е и 1980-е годы в сооружении объектов нефтяной и газовой промышленности и в развитии отрасли, базировалось на потенциале всех отраслей промышленности страны, всей науки, включая академическую. Становление отрасли шло комплексно по разным направлениям вместе с прогрессом всей отечественной науки и промышленности. В создание объектов нефтяной и газовой промышленности СССР вложен огромный и целенаправленный труд коллективов газовиков и нефтяников. Строители Миннефтегазстроя СССР ежедневно чувствовали поддержку партийных и советских организаций, транспортников, металлургов, химиков, машиностроителей, энергетиков, лесников, средств массовой информации и др.

Члены последней коллегии Миннефтегазстроя СССР (слева направо): В.П.Зинченко, Н.И.Курбатов, В.Б.Потапов, А.П.Весельев, И.И.Мазур. Г.И.Шмаль, Г.Н.Судобин. В.Г.Чирсков, С.К.Аракелян. В.М.Игольников, Ф.В.Мухамедов, В.М.Павлюченко, А.М.Крайзельман. Л.Г.Ширяевский, В.А.Аронов. Москва, 1991 г.

В чем видели свое удовлетворение трудящиеся отрасли? Во-первых, в том, что страна занимала первое место в мире по ежегодной добыче нефти и газа. Во- вторых, в Советском Союзе имелось 300 тысяч километров магистральных, примерно столько же промысловых и разводящих трубопроводов. Эта единая мощная система пронизала страну, как кровеносные сосуды, подавая нефть и газ к потребителям за тысячи километров от месторождений. Эта система давала свет, тепло, сырье промышленности. Можно без преувеличения сказать - ее бесперебойная работа обеспечивала стабильное развитие народного хозяйства. Это - достижение и потенциал нашего государства.

К сожалению, был сознательно разрушен Союз Советских Социалистических Республик. Осуществлена смена социально-политического строя. Разрушительная волна прошла и по годами создаваемому топливно-энергетическому комплексу. Государственный контроль над ним практически был потерян. Особенно это остро ощущалось во времена Бориса Ельцина и его команды, в России был налицо кризис руководства. Только в одном Министерстве топливной энергетики за 10 лет сменилось 13 министров. Понять это, как и многое другое, было невозможно.

Со сменой руководства в России делаются определенные шаги в деле развития топливно-энергетического комплекса и установления государственного контроля над ним. Наступил период собирать организации нефтегазостроителей в единую общественную организацию. В современных условиях одним из приоритетных направлений защиты интересов отечественных товаропроизводителей является создание добровольных объединений предприятий. В 2002 году был создан Российский союз нефтегазостроителей. Членами союза являются 116 российских и зарубежных компаний. Нефтегазостроительные организации, входящие в Российский союз нефтегазостроителей, успешно работают на стройках Тюменской, Сахалинской и других областей. Строят газопровод на Запад и нефтепровод на Восток. Сооружают объекты жилищного и социально-бытового назначения. Впереди не простые, но крайне необходимые стройки на Ямале и новые газопроводы с Ямала, а также освоение месторождений нефти и газа в Восточной Сибири и др.

Успешной работе мешает немало проблем, над которыми работает наш союз. Действенность отраслевого союза может быть более эффективной, если в России законодательно будет определена роль общественных, отраслевых и функциональных объединений.

В Российской Федерации на протяжении 15 лет осуществляются микро- и макрореформы органов государственной власти, нацеленные на повышение эффективности государственного управления экономикой, социальной и политической сферами. Изменения происходят и в организации общественных структур бизнеса и общества, направленные на их самоорганизацию, выстраивание реальной системы приоритетов интересов общества, бизнеса и в области власти и их взаимодействия в этой системе.

Однако ожидаемого эффекта реформы и изменения не принесли. Причина в том, что субъекты управления (органы власти и самоуправления всех уровней) и объекты управления, бизнес и общество осуществляют реформы и деятельность по самоорганизации разнопланово, исходя из различных, часто несовпадающих интересов, таким образом влияя на формирование правовой базы управления - законодательство.

В итоге законодательная база, структуры государственного управления и самоорганизации бизнеса и общества представляют лоскутное пространство из нестыкуемых кусков, из которых невозможно создать единую, а тем более эффективную систему управления экономикой, социальной сферой и внутренней политикой. Можно было бы привести множество примеров этому, они общеизвестны, но вопрос в другом:

- как выстроить систему управления, в которой интересы общества и бизнеса реально становились бы основой принятия законодательных и административных решений и не зависели бы от интересов ведомств, отдельных чиновников и «групп влияния»;

- как создать структуры общества и бизнеса, реально паритетные структурам власти в подготовке и проведении в жизнь законодательных и иных решений, исходя из интересов общества и бизнеса, способные и имеющие право интегрировать отраслевую политику и представлять ее на государственном уровне, способные и имеющие право принимать решения, касающиеся отраслевого развития и функционирования, и обязать своих членов неукоснительно их соблюдать в рамках интересов отрасли и субъектов отраслевой экономики, способных и имеющих право решать межотраслевые, социальные и внешнеэкономические вопросы в рамках отраслевых интересов.

В Государственную Думу поступают проекты документов по этому вопросу, но решения нет. Надеемся, что такой закон будет принят.

Российские нефтегазостроители, объединившись в отраслевой союз, способны без привлечения иностранных компаний решать народно-хозяйственные задачи по возобновлению ускоренного развития нефтяной и газовой промышленности России.