Родился я и рос до взросления в глухой сибирской деревне Михайловка, Тюменской (бывшей Омской) области, которая в 60-х годах прошлого столетия распалась при укрупнении колхозов. Появилась она во времена Столыпинской реформы, заселили её крестьяне Курской, Черниговской, Полтавской, Орловской, Тамбовской и других малоземельных губерний царской России.

Отец и мать были привезены подростками в Сибирь их родителями из Курской губернии. Повзрослев, они создали семью. До вступления в колхоз в 1935 году вели семейное хозяйство на пахотной земле, предоставленной им бесплатно царским правительством в размере 70 десятин. В хозяйстве имелись лошади, коровы и другая живность. На поле растили рожь, пшеницу, овёс, лён, картофель. В общем, всё, что росло в Сибири. 

После вступления родителей в колхоз всё лишнее, как считали большевики, было обобществлено. Колхозникам разрешалось иметь: одну корову с телёнком, поросёнка, до 5 овец с ягнятами, кур и гусей. Так же были изъяты и пахотные земли.

Моё детство пришлось на период «ликвидации кулака, как класса». Таков был лозунг коммунистов по перестройке устоев царской России. 

Наступило время раскулачивания зажиточного трудового крестьянства. Нелегко было расставаться с нажитым честным трудом хозяйством. Многие покидали дома и уезжали на великие стройки того времени. Мои родители, имея двух дочерей 15 и 8 лет и меня 4-хлетнего, в поисках лучшей доли оставили дом с забитыми окнами, уехали на Урал в город Губаху. Но в 1935 году вновь вернулись в Михайловку. Не понравилась им городская жизнь. Отец там работал в семье один, а мама управлялась по дому. Жили в бараке. Видно, не хватало родителям средств, чтобы прокормить семью. 

Осмыслив жизнь, по возвращению отец вступил в колхоз.

Я не помню этого переезда. Но как говорила мама: «Помогал. Нёс пустой чайник», то есть был при  ней.

Из раннего детства в памяти остались только некоторые моменты. Помню лошадь, которую ещё не обобществили в колхоз. Я её чем-то кормил с руки. Она с удовольствием загребала большими губами в свой рот еду вместе с моей ладонью. Я тогда ещё был глупеньким и не понимал, что лошадь могла поперхнуться и повредить руку. Хорошо, вовремя подбежала сестра Мария, ей было в ту пору около 8 лет, рывком выдернула изо рта лошади мою руку и спасла её от повреждения. Хорошую в тот день я от отца получил взбучку.

4-летний Коля Сизов на коленях у матери

Помнится и другой случай всё с той же лошадью. При вступлении в колхоз ее увели со двора на колхозную конюшню в соседней деревне. Через несколько дней лошадь сбежала и вернулась к нам. Видно, нравился ей хозяйский уход, хорошая кормёжка и доброе к ней отношение, особенно со стороны нас – детей. Мы были рады, а родители со слезами на глазах и убитые горем повели её снова туда, откуда сбежала. В колхозный табун, где её много заставляли работать и плохо кормили. Теперь уже плакали мы, дети. Даже лошадь поняла разницу между общественной и личной собственностью.

Опустел наш двор без большой живности. Стал зарастать травой, и уже невозможно было нам вляпаться в коровьи «лепёшки».

Запомнился приезд в деревню дяди Тимофея, брата моего отца. Работал он тогда начальником милиции Сорокинского района. Чтобы не мешать разговору за столом, где выпивали и закусывали, я забрался на печку и молча наблюдал и слушал. Заметив это, дядя решил пошутить надо мной и предложил выпить с ними, но при условии, что я перед ним спляшу. Я согласился. А после того, как сплясал «Цыганочку», дядя, с молчаливого согласия отца, преподнес мне стакан горькой. Но шутка не удалась. Не став пить, я вернул стакан со словами: «Фу, вода!» И полез снова на печку, озадачив и рассмешив дядю и отца.

Ещё до вступления родителей в колхоз, подрастая, стал остро ощущать трудности и несправедливости, переживаемые ими. Поскольку жили мы тогда только личным хозяйством, то облагались большими налогами и какими-то твёрдыми заданиями, за неуплату которых описывалось домашнее хозяйство. Во мне появилась детская жёсткость к происходящим со стороны власти действиям.

Помню один весёлый и одновременно опасный случай, который мог повлечь за собой тяжёлые последствия. Тогда я ещё не учился в школе. Рано утром в наш дом пришли уполномоченный района, представитель сельского совета и председатель колхоза, чтобы описать имущество за неуплату налогов. Не найдя ничего, что можно было описать и изъять, они начали искать личные вещи родителей. Один из них подошёл ко мне и спросил: «Мальчик, а ты не знаешь, где родители спрятали свои вещи?» Я, конечно, видел, куда мама что-то прятала, но что именно, не ведал. И со злостью сказал: «У сучки под хвостом!» А сучка – собака Раска  лежала в это время на соломе, на створе погреба, где и были спрятанные мамой вещи. Только позже я узнал, что прятала она там своё венчальное, подъеденное молью платье, поношенные сапожки и ещё какие-то вещи. Посрамлённые представители власти удалились. Ну, думаю, теперь будет взбучка от отца. Но отец погладил меня по голове и сказал: «Молодец, сынок!». А это у него бывало редко. Отец был строгим.

Учиться в первый класс я пошёл в 1937 году, когда исполнилось 8 лет. В третий и четвёртый классы, из-за отсутствия учителя в нашей деревне, мы вынуждены были до наступления зимы ходить в соседнюю, за 5 километров от дома.

Учиться мне нравилось. Нас приняли в пионеры, выдали алые атласные галстуки и значки. После учёбы и в выходные дни мы разучивали и пели пионерские и патриотические песни. Слова из них и сегодня крепко сидят в моей памяти: «Был убит Морозов кулаками, был убит Пашка – пионер». В то время шла беспощадная борьба с «врагами народа». Помню, пришедший в школу почтальон вручил учителю какое-то письмо. После чего у нас изъяли школьные тетради, на обратной стороне которых была напечатана картина «Три богатыря». Позже стало известно, что на ней, на подковах копыт коней, была надпись «Долой ВКП(б)». В учебнике по истории моей сестры Марии, учащейся старших классов, были заклеены портреты «врагов народа». В общем, политическая обстановка была сложной, лишнего сказать о власти боялись все, от мала до велика. Одна лишь женщина – мы её звали «Кривенщица», поскольку её фамилия Кривенцева, – напевала:

И её никто не трогал. Наверное, потому что два её сына были в «психушке», а её считали колдуньей. Мы, дети, её дом - развалину обходили стороной.

Со школьным учителем. Михайловка, 1941г. Справа, в нижнем ряду – Коля Сизов

Четырёхлетний срок обучения в Михайловской начальной школе завершился в 1941 году. По ее окончании мне выдали Почётную грамоту, на которой были изображены вожди народа: Ленин и Сталин. Жаль, что не удалось её сохранить. Мои малолетние братья Митя и Витя почему-то выкололи им глаза химическим карандашом. Узнав это, мама испорченную грамоту уничтожила. Она по-прежнему боялась наказания властей за такой поступок. Теперь мне предстояло продолжить учёбу в пятом  классе Сорокинской средней школы, а это 15 километров от дома. Родители и  я были готовы к этому. Но наши мечты стали грёзами. Моё босоногое детство закончилось 22 июня 1941 года, в день начала войны с немецкими захватчиками. 

Начинался новый этап. Из подростка я превратился в активного участника колхозной жизни. Но это уже другая история. 

P.S.: В моём детстве было немало эпизодов, о которых я частично рассказал. Но были и другие, которые излагаю в стихотворной форме.